Жертвы интервенции. Первое комплексное научное исследование деятельности Общества содействия жертвам интервенции 1924–1927 гг.

Помимо этого, в претензиях не отражены в достаточной мере все возможные аспекты военных действий, так как определенные события не могли быть учтены в отношении рядовых граждан или рядового состава Красной армии. Гибель красноармейцев в результате практики белого террора гораздо в меньшей степени фиксировались ОСЖИ. Связано это было с тем, что часто уничтожение бойцов Красной армии не имело свидетельств ни со стороны белых, ни со стороны красных. Или если данные свидетельства имелись, то сведений для персонализации жертвы было недостаточно. Приведем один из примеров, зафиксированный в личных источниках антибольшевистского происхождения. Участник Белого движения Н. Раевский сделал характерную запись в дневнике в 1921 г., уже в эмиграции: «Вот один из случаев, вполне проверенных. Дело было на Воронежском фронте в 1918 году. Казаки поймали коммуниста, одетого в штаны из священнической ризы с ткаными крестами. Кинжалами ему вырезали кресты в соответствующем месте, заставили съесть собственное мясо и затем расстреляли. Вообще только теперь многие начинают понимать, сколько нелепых, бессмысленных ужасов творилось во время этой войны»[869]. Данный случай, очевидно, не был учтен ОСЖИ. Или схожее свидетельство с красной стороны: 3 июня 1919 г., согласно воспоминаниям будущего советского маршала В.И. Чуйкова, мимо него по реке Каме проплыло два плота с виселицами. На первом было четверо повешенных, на втором пять[870]. Оба случая остались анонимными в отношении фиксации жертв белого террора.

Часто в документах комиссий ОСЖИ фиксировалось отсутствие данных о судьбе именно красноармейцев, констатировалось, что ряд лиц пропали без вести. При разборе материалов Лодейнопольской уездной комиссии ОСЖИ Ленинградской области это явление четко фиксируется[871]. Значимая часть указанных свидетельств была результатом карательной практики белых войск, однако в конечные итоговые цифры эти данные не вошли, как не полностью установленные.

Одной из таких практик, данные о которых практически не вошли в итоговые данные ОСЖИ, было попадание в плен, содержание пленных в концентрационных лагерях и отношение к ним противников. Несмотря на то что попадание в плен к белогвардейцам считалось комиссией Всесоюзного общества содействия жертвам интервенции серьезным ущербом и высоко оценивалось в денежном эквиваленте при подсчете убытков, фиксировались подобные случаи редко. Свидетельства о пленении в районе активных действий Белой армии, к примеру, на Юге России, в претензиях граждан встречаются достаточно редко, хотя на этой территории находилось несколько крупных белых концентрационных лагерей, где содержалось до нескольких тысяч военнопленных.

Между тем, несмотря на то что свидетельства об ущербе от пребывания в подобных лагерях или же о гибели в них кого-то из близких в претензиях комиссией ОСЖИ по Югу России встречаются довольно редко, такая практика являлась одним из аспектов массового белого террора, развернувшегося на этой территории. По этой причине следует подробнее осветить этот аспект деятельности белых правительств, не отразившейся в должной мере в своде претензий, собранных ОСЖИ.

Помимо этого, тема белых концентрационных лагерей является показательной иллюстрацией отношения мирных жителей и к Белой армии, и к военнопленным, ведь лагеря преимущественно находились в черте населенных пунктов, и местные жители активно взаимодействовали с пленными и администрацией. Это может стать дополнительным отражением общей темы отношения простых граждан к белогвардейцам, которая масштабно раскрывается в собранных ОСЖИ документах.

Практика организации лагерей для военнопленных во время Гражданской войны была общепринятой и для Белой, и для Красной армий. Лагеря были составной частью террора двух воюющих сторон. Они создавались для концентрации пленных противников и врагов господствующего строя с целью использования их труда для нужд своего режима.

Основные принципы организации концентрационных лагерей и у Красной, и у Белой армий были схожими. В большинстве своем в лагерях оказывались идеологически неугодные действующему режиму граждане. Однако далеко не все попавшие в плен солдаты считались пригодными для заключения в концентрационные лагеря. Об этом может свидетельствовать инструкция по рассортировке и препровождению военнопленных, изданная на территории Всевеликого войска Донского в 1919 г. Согласно этому документу, в концентрационные лагеря попадали только шахтеры, рабочие и «забывшие присягу» воинские чины. Остальные же, к которым относились комиссары, агитаторы, командиры частей и все добровольно вступившие в ряды Красной армии лица, предавались военно-полевому суду на месте[872]. Тем не менее такой практики придерживались не все правительства, контролировавшие те или иные территории. И у белых, и у советских правительств считалось возможным отправить на фронт бывшего военнопленного, который пересмотрел свои взгляды и добровольно перешел на сторону бывшего врага.