В Ленинграде, помимо брошюры с призывом к созданию отдельного Общества бывших российских солдат 1-й и 2-й особых дивизий во Франции и на Балканах, в качестве пропагандистского материала также использовалось обращение бывшего председателя 2-го особого полка в лагере Ла-Куртин Александра Николаевича Козлова к бывшим солдатам и военнопленным. В своем призыве Козлов, следуя основной идеологической линии ОСЖИ, делал акцент на несправедливость французских требований по оплате царских долгов и на необходимость французской стороне самой заплатить «за ту эксплуатацию, издевательство, мученье, за исковерканное здоровье и увечья, причиненные нам и нашим товарищам»[237]
. Козлов подчеркивал, что французы заставляли российских солдат проливать кровь «за интересы этой толстопузой La belle France», а когда те отказывались, подвергали солдат презрению и издевательствам. Завершая свое обращение, автор призывал бывших военнопленных, солдат и их семьи отправлять в ОСЖИ свои претензии и рассказать, «что с вами творили “предъявители счетов”[238]. Впоследствии А.Н. Козлов издаст в 1931 г. отдельную книгу-воспоминание о событиях в Русском экспедиционном корпусе с характерным названием «Проданные за снаряды»[239]. В ней он описал как первые репрессии после приезда солдат по морю в Марсель, после убийства 15 августа полковника Маврикия Краузе, которого солдаты подозревали в прогерманских действиях и ненавидели за жесткое обращение с ними (за убийство, по сведениям автора, было расстреляно 11 солдат[240], по другим данным – 8 человек[241]), так и более поздние события 1917 г. В частности, в книге был опубликован Приказ № 1 от 17 июля 1917 г. по русским войскам во Франции, в котором указывалось на возможное применение смертной казни при неповиновении солдат[242]. Подробно в книге рассмотрены и куртинские события, закончившиеся расстрелом солдат в лагере Ла-Куртин в сентябре 1917 г., последующее пребывание российских солдат в тюрьмах и на каторжных работах во Франции. Общее количество погибших российских солдат при подавлении «мятежа» дискуссионно. Приведем указания по этому поводу в кандидатской диссертации М.К. Чинякова: «Козлов, Егерев, Власов и даже Кидяев (известный своими “прореволюционными” настроениями) не сообщают точные потери, только намекая об огромных потерях, Вавилов свидетельствует только о том, что от первых же снарядов погибли 9 чел., 3 чел. были ранены. Другие солдаты-мемуаристы называют совершенно разные общие цифры потерь: Малиновский – св. 600 чел. (свыше 200 убитых и не менее 400 ранеными), авторы сборника “Русские солдаты во Франции” – до 600 чел., Карев – не менее 1,0 тыс. чел., современный французский журналист Л.-И. Жилу – не менее 100 чел. убитыми и ранеными, а известный американский журналист Дж. Рид утверждает (без ссылки на какие-либо источники), что после подавления мятежа “…победители хладнокровно расстреляли свыше 200 восставших”. Самые большие цифры потерь привел Лисовенко – 3,0 тыс. чел. Но сведения Карева, Лисовенко и др. можно сразу подвергнуть сомнению из-за существовавшей во время написания их работ политической конъюнктуры. Однако французский офицер П. Пети утверждает, что потери только одними убитыми составили около 1,5 тыс. куртинцев. По данным французского военного архива, в момент расформирования 1-й Особой дивизии в декабре 1917 г. в ней насчитывалось около 16,5 тыс. чел., хотя в июне того же года в ней находилось 15,5 тыс. чел. К сожалению, остаются неизвестными источники пополнения и численность 1-й Особой дивизии за июль-октябрь. В своей книге современный французский исследователь Адан оценивает потери приблизительно в сотню чел., а в одной из частей собственной диссертации – между 750 и 1000 человек»[243].К сожалению, помимо агитационных текстов, в пласте архивных материалов ОСЖИ в ГА РФ на данный момент нами не выявлено другой информации о деятельности Общества российских солдат во Франции и на Балканах и результатах его работы. Можно предположить, что подобная идея в силу ряда причин не получила широкого распространения и никаких весомых результатов этой организации добиться не удалось. Такой исход может быть связан как с недостаточным информированием граждан о подобной инициативе, так и с нежеланием граждан, связанных с данным эпизодом, содействовать советской власти.