Жертвы осени

– Мне разрешили свидание с ним до суда, – снова вздохнул отец. – Тоже, конечно, не без помощи влиятельных людей, в нарушение всех правил… Но этот слизняк даже не мог вспомнить, как она выглядела… я показал фото, он его рассматривал так, словно видел впервые… ну, немудрено – двенадцать эпизодов… Где ему помнить каждую убитую им женщину… а я еле сдерживался, чтобы не вцепиться ему в горло… Знаешь, о чем я жалел тогда? О том, что смертной казни у нас нет. Почему этот сопляк, едва начавший жить и уже лишивший этой самой жизни одиннадцать девушек, будет по-прежнему каждое утро просыпаться, пусть и за решеткой, а они никогда уже… Я все думал: ну вот ты вырастешь и когда-то спросишь о матери. А я не смогу тебе ответить, что тот, кто отнял ее у нас, понес справедливое наказание – справедливое, а не те двадцать пять лет пусть и арестантской, но все-таки жизни.

– Что ты мог с этим сделать? – всхлипнула Василиса. – Убить его? Это как-то вернуло бы маму?

– Это отняло бы у тебя и отца, Васька… и я только потому удержался, – крепче прижимая дочь к себе, пробормотал Стожников. – Но мне и в голову не могло тогда прийти, что спустя двадцать лет ты вдруг решишь копаться в этом деле.

– Выходит, это судьба… Только знаешь, папа… мне все сильнее кажется, что это дело какое-то странное, – вдруг не выдержала Василиса, осторожно освобождаясь от отцовских рук и подходя к окну. – Вот даже то, что ты сейчас рассказал… ну, что он по фотографии маму не узнал… Ты же не думал, что он врет?

– Нет. Он действительно не узнал. Но говорю же – двенадцать жертв…

– Это не так много для запоминания, папа, если учесть, с какой тщательностью он собирал, упаковывал и хранил трофеи, снятые с жертв, и локоны их волос. Понимаешь, он не мог не помнить. – Василиса вдруг совершенно успокоилась и возбужденно заговорила: – Я по этому поводу на прошлой неделе консультировалась с одним психиатром, так вот, он сказал, что убийцы с таким типом психики всегда помнят лица своих жертв. И трофеи у них как раз для этого – чтобы помнить.

– Погоди… – Отец наморщил лоб, сжал пальцами переносицу. – Но я совершенно четко помню выражение его лица – растерянное такое… Он даже не старался вспомнить, он действительно не помнил…

– Или не знал. 1611339

– Что?!

– Папа, я понимаю, сейчас, после того, как ты мне рассказал все… в общем, это выглядит ужасно, но я уверена, понимаешь? Он мог не знать маму – и никого не знать из этих девушек, потому что он их просто… не убивал!

Владимир Михайлович потрясенно смотрел на дочь и не верил своим ушам.