Страх внезапно прошел. Так бывает, когда ужас становиться необъятным, но ты не отступаешь. Тогда он перехлестывает через тебя, а ты остаешься. От дракона веяло теплом и такой силой, что не было смысла сопротивляться, бежать, пытаться переубедить его. Я оказался подавленным его силой, охвачен ею, словно загипнотизированная дичь.
— Я готов отдать свою жизнь во власть хозяина леса, — проговорил я, глядя в завораживающе зеленые глаза дракона.
Странная правильность слов, вырвавшихся из моего рта, поразила меня. Фраза напоминала какую-то древнюю формулу, некую официальную фразу.
От резкого движения сломалась ветка. Голова дракона молниеносным броском приблизилась к моему лицу и зависла перед ним, плавно покачиваясь. Он и вправду оказался невелик, но длинное тело по-прежнему скрывалось в зарослях. Древний был так близко, что я почувствовал жар его дыхания. Чешуя на гибком плече казалось черной, но вспышка молнии, которая закралась под куст, блеснула зеленым на его шкуре. Дракон смотрел на меня в упор, и для меня остались только его глаза. Они затягивали в глубину темных омутов, скручивали, изгибали, ломали, словно тонкий прутик.
В какую-то секунду мне показалось, что сейчас у меня начнут лопаться кости и сухожилия. Эта мысль отрезвила и я, приложив огромное усилие, отвел взгляд, переведя его на свои безвольно лежащие на коленях руки.
Сверкнула еще одна молния. По небу покатился раскат грома. В ушах зашумела кровь, я судорожно вздохнул.
Не знаю, сколько времени я приходил в себя, сжавшись в маленький комок и подрагивая от холода. Дождь уже кончился, грохот воды по листьям превратился в редкие звуки падения капель, тучи по-прежнему висели над лесом.
— Это я привел тебя сюда, — вдруг сказал дракон и отвернулся. Теперь только один его глаз смотрел на меня.
Я молчал. Мне нечего было сказать.
— Что с твоими энергиями? — требовательно спросил древний.
— Мне надо в город, — спохватившись, я встал на четвереньки.
— Сядь, — прошелестел ящер. — Тебе не выбраться из леса без моей помощи.
— Мне надо быть до полуночи в городе, иначе смерть, — взмолился я.
Дракон помедлил, разглядывая меня одним глазом, потом проговорил:
— О, вижу. Касание мага особенно отчетливо. Черный принял тебя всерьез.
Дракон замолчал.
— Черный?… — переспросил я.
— Ты не вернешься сегодня в замок, сегодня ночью ты принадлежишь мне.
Я подумал, что провести последнюю в своей жизни ночь с драконом не так уж и плохо, но древний пресек мои размышления:
— И ты не умрешь. Неужели ты думаешь, что я не справлюсь с тем, с чем легко справляется Черный?
Я подышал на ладони. От дракона шло приятное тепло, но оно не могло меня согреть.
— Человеку так много всего нужно, — презрительно прошелестел ящер. — Еда, вода, отдых, тепло. Придвинься ко мне, — он изогнулся, будто гигантская змея и я, перебарывая трепет, прислонился спиной к большому кольцу его чешуйчатого тела. Приятное тепло прокатилось волной по моей коже, заставив задрожать от удовольствия. Невероятно! Я поднял голову, глядя на дракона. В нем было столько силы и жизни!
— Что ты намерен делать со мной? — немного погодя спросил я.
Дракон долго молчал. Его большая голова слегка покачивалась.
— Лес — это великая стихия, целый мир. Вот ты — человек. Ты рожден среди людей. Каждый человек, это тоже столь же полный мир со своими тайнами и законами. Я хочу, чтобы ты вспомнил все, что знаешь о своей жизни. Говори. Это — моя цена за твою жизнь, плати ее.
— Рассказать? — растерялся я. Все происходящее мне внезапно показалось неуместным.
— Ты сейчас не можешь судить, кто из окружающих людей был важен, а кто нет. Позже ты научишься отличать, — непонятно пояснил дракон. — Хочешь жить — говори.
Это было странным требованием. Дракон хотел, чтобы я посвятил его в мир людей. Что ж, может быть когда-нибудь он расскажет мне все, что знает о драконах, хотя я, попавший в лес не понятно по чьей воле, и мечтать о таком не мог. Вряд ли я сам когда-нибудь смогу назначить дракону такую цену…
Той ночью я рассказывал о том, что сам желал забыть, и не пытался казаться лучше или умнее, чем был на самом деле, отчетливо понимая, что древнего ящера мне не одурачить.
— Я родился в большом городе и помню своих родителей еще совсем молодыми. Тогда в маме горел огонь, что-то такое, что заставляло меня, глядя на нее, непременно улыбаться, а остальных тянуться к ней. И я видел, как она погасла, сгорела, словно свеча, и в ней осталась только усталость. Мой отец…
Я говорил и говорил, пытаясь вспомнить все, рассказывал дракону о том, как рос, как плакал по ночам от странной тяжести, что наваливалась на меня, словно непомерный груз вдруг ложился мне на плечи, прижимая к кровати. Как прятался от ненужных и непонятных видений, которые теперь не мог вспомнить. О неразделенной любви и отчаянии, о смерти родителей и жалости к себе, о всепоглощающем горе.
Я поведал дракону о тех, кого знал и кого никогда не мог понять.
Потом бесконечно говорил о Мастере.