Жестокая любовь государя

– По кафтанам видать, не шибко богатенькие, – высказалась одна из девок, видно, та, что побойчее других.

– А ты на кафтаны не смотри, – мгновенно отреагировал детина, – ты смотри, что он под кафтаном носит. Хе-хе-хе! Эй, Варлам Лукич, вылезай из берлоги, гостей к тебе привел!

На высоком пороге, который резным рундуком и перилами мало чем уступал царскому Красному крыльцу, показался крепкий мужичок. Точнее, он выкатился на своих коротких ножках, подобно мягкому пушистому шару, прямо к своим гостям.

– Чего желаете? Пива испить или… может быть, усладу какую?

– Пива и усладу! – объявил Иван Васильевич и уже поглядывал на рыжую конопатую малютку, которая улыбалась гостю, как блаженная на Пасху.

«На вид эдак лет пятнадцать будет», – подумал Иван и вспомнил о том, что несколько лет назад, когда стоял в Вологде, ему досталась точно такая же конопатая матрешка.

А девка к томным делам, видно, привычная, уже ластится к хозяину и на Ивана кивает:

– Вон тот дикой мне приглянулся.

– Только ведь мы не за просто так. Цену нашу знаете? – напыжился корчмарь. – Пять гривен мне и две гривны девке, той, что выберете.

– Федька, дай хозяину золотой, – распорядился Иван Васильевич, – только одной девоньки нам маловато, мы с пяток заберем.

Хозяин взял золотой, внимательно осмотрел его: не стерта ли позолота. Убедившись, что монета не воровская, великодушно разрешил:

– Да за такие деньги вы можете полпосада баб отобрать. Эй, девоньки, кто из вас молодцам рад послужить? Я для вас самую лучшую горницу сыщу. Проходите, гости дорогие, пока не насытитесь, тревожить не стану!

Иван Васильевич тут же ухватил трех баб в охапку.

Из-за ворот вышел детина. Он держал за плечо девицу годов осьмнадцати, и, глядя на нее, было ясно, что гривенники Дракон откладывал не зря. Не баба, а щербет персидский! Да ежели ее ожерельем жемчужным украсить и приодеть в шубку бобровую, любой боярышни краше станет.

Разомкнул объятия Иван Васильевич, выпустив на свободу девок, и воззрился на красавицу. Самодержец привык получать все самое лучшее. С Волги к столу государя свозили самых больших осетров, самый искрящийся мех шел на царскую шубу, а его скипетр украшали красивейшие каменья. И женщин он всегда выбирал только видных, так почему же сейчас этим сокровищем должен владеть кто-то иной? А детина запустил лапу под сарафан девицы и крякнул от удовольствия.

– Ты это потише! – обругала нахала девка.

Однако в ее голосе не ощущалось осуждения.

– Я покупаю у тебя девку! – вышел вперед Иван. – Сколько она стоит? Пять рублей? Десять? Пятнадцать?.. Федька, отсыпь ему горсть монет!

Детина недовольно поморщился:

– А кто ты такой, чтобы покупать? Царь или, может быть, султан басурманский?!

Прикусил губу Иван Васильевич.

– А может, тебе мало? Еще получишь. Но девка эта – моя!

Ладонь детины слетела с плеча девицы.

– Так, значит, тебе слов моих мало? – подступил верзила ближе к царю Ивану.

А Федька уже нашептывал государю в ухо:

– Государь Иван Васильевич, уступи ты ему девку, не сладить нам! Забьют нас и даже не признают, кто перед ними! А разве потом правды сыщешь?

– Я привык получать то, чего хочу! И мне не важно, что это – царствие иноземное или девка дворовая! – начинал злиться Иван. – Меня не интересует и плата. Что для меня ворох монет, если я владею половиной мира!

Парень остановился от Ивана в нескольких шагах – так смотрит на соперника секач, прежде чем клыками-саблями распороть ему бок.

– Нет! – выкатился навстречу гостям хозяин корчмы. Глядя на его раздутый живот, казалось, что еще одно движение – и он, подобно мыльному пузырю, лопнет, разметав во все стороны лоскуты одежды. Однако корчмарь не треснул – живым заслоном встал на пути детины. – Куда же ты на него? Не видишь, что ли, не из простых он мужей! Откуда тогда у него золотой взялся да еще кошель серебра! Из дворовых он, из царских! Ежели пропадет, тогда стража хватится! Набегут стрельцы и всех по темницам растащат! Ты этого хочешь?! Этого?! – напирал пузырь на оторопевшего детину. – Ежели спор хочешь решать, то на божий суд надо положиться.

– И то верно, – поддакнул один из мужиков, – стрельцы даже до темницы не доведут, забьют по дороге.

– Пусть будет божий суд, – согласился детина.

– На чем будем драться: на палках или кистенях? – деловито поинтересовался Иван Васильевич.

Он вел себя так, будто божий суд для него дело обычное.

– На палках.

– Вот и ладненько! – обрадовался хозяин корчмы. – А то набегут стрельцы, вот тогда башки уже не сносить. Потащут в Пытошную и правых, и виноватых.

– Государь, а может, я вместо тебя на суд-то выйду? Во мне хоть силы не столь много, как в тебе, но я поувертливее буду. Авось и выиграю! – нашептывал на ухо царю Федька Басманов.

– Я покорил уже два царствия, так неужно думаешь, что не смогу одолеть этого холопа? – усмехнулся Иван Васильевич.

Федор Басманов хорошо изучил царя и понял, что сей божий суд был для Ивана такой же забавой, как шалости далекого отрочества, и попробуй ему прекословить – повелит выдрать, как последнего из холопов.