Жестокая одержимость

Рано или поздно подобное происходит со всеми вещами в мире. Когда статью или имя удаляют из поисковых систем, она легко уходит из памяти людей. Всегда появляется что-то новое, какой-то жизненный экшен, отвлекающий внимание на себя.

С тех пор я перечитывал эту статью несколько раз, дабы напомнить себе о том, что может случиться, если я не буду осторожен.

Но тут мой взгляд будто впервые останавливается на предпоследнем абзаце.

И хотя весь мир скоро забудет роль Грейсона Деверо, исполненную им в жизни мисс Рис, у нее есть сторонники, которые сохранят эту память на долгие годы. Балетное сообщество поддерживает ее.

Ни хрена себе.

Прищурившись, я смотрю на экран и подумываю о том, чтобы разбудить Вайолет, но она спокойно спит, и к тому же уже поздно. Догадки и теории могут подождать до утра.

Тем не менее мысль о том, что у нее могут быть сторонники, способные напомнить окружающим о моем прошлом, не покидает моего сознания. Могут ли у нее быть суперфанаты, готовые пойти на определенные поступки, считая, что действуют в ее интересах? И как бы они отреагировали, узнав о том, что теперь она со мной?

Крепче прижимая Вайолет к себе, я убеждаю себя, что зря начал беспокоиться…

По крайней мере, я на это надеюсь.

Глава 41 Вайолет

Что-то не так.

Я протягиваю руку к тому месту, где должен лежать Грей (кажется, за одну ночь Грейсон снова стал Греем в моих мыслях), но его сторона кровати холодная. На подушке еще видна вмятина от его головы, но самого Грея в постели нет. Вместо того чтобы просто предположить, что он пошел в туалет, я сажусь и чувствую, как судорожно сжимается мой желудок. Я беру одну из его футболок и спортивные штаны, потому что если я собираюсь искать его в доме, то уж точно не хочу наткнуться на кого-нибудь из соседей, будучи полуголой.

Так что… переодеться в его одежду кажется мне лучшим вариантом.

Я быстро чищу зубы пальцем и зубной пастой в ванной комнате в холле, а затем, услышав голоса, направляюсь на кухню. На последней ступеньке я останавливаюсь и стараюсь разобрать, о чем идет разговор.

– Думаю, у нее есть преследователь, – говорит Грейсон, и мои брови взлетают вверх.

– Может, ты просто преувеличиваешь? – полагаю, это ответ Нокса или Майлза, ведь голоса обоих братьев очень похожи.

– Нет, смотри, – Грейсон что-то показывает своему собеседнику, и у меня возникает желание побыстрее узнать, что именно.

Особенно если у меня есть преследователь. Хотя эта мысль совершенно нелепа.

– Единственный, кто меня преследует, – это ты, – заявляю я Грею, входя в кухню.

Грейсон встречается со мной взглядом, а затем оглядывает с головы до ног. Рядом с ним, скрестив руки на груди и опираясь на кухонную стойку, стоит Майлз.

– Значит, поцеловались и помирились? – спрашивает он, рассматривая нас обоих.

Я натянуто улыбаюсь, но не отвечаю, и за меня это делает Грейсон:

– Да. Можешь дать нам минутку?

Майлз закатывает глаза, после чего берет стоящую рядом с его локтем кружку и покидает кухню. Я делаю шаг в сторону, чтобы освободить ему дорогу, по-прежнему испытывая чувство дискомфорта. Но вряд ли причина кроется в моем пребывании в этом доме.

– Преследователь? – спрашиваю я. – Ты серьезно?

Грейсон подходит ближе и, взяв меня за руки, легко притягивает к себе. В ответ на его жест я инстинктивно обвиваю руками его талию, и он захватывает меня в свои объятья. Опустив голову на его грудь, я слышу, как, несмотря на внешнее спокойствие, бешено колотится его сердце.

– Я кое-что понял, – говорит он мне в волосы, касаясь губами макушки.

– Тогда, пожалуйста, поделись.

– Мы на одной стороне.

Я отстраняюсь и встречаю его взгляд. Грей, кажется, на сто процентов серьезен, и я не знаю, что мне с этим делать. Он просто решил, что мы на одной стороне после последних нескольких месяцев ада.

– Ви, послушай, – он подводит меня к стойке и, приподнимая, усаживает на нее. Затем наливает мне чашку кофе и добавляет в нее довольно приличное количество орехового крема из холодильника. Именно так, как я люблю.

– Я просто внимателен, – улыбается он, передавая мне кружку.

– Итак, ты догадался, что у меня есть преследователь. И это не ты?

– Ага, – он наклоняет голову. – Давай будем честны друг с другом.

– Хорошо, – шепчу я, сглатывая комок, появившийся в горле.

– При первой же возможности я скажу своему отцу, чтобы он больше тебя не беспокоил, – он кладет ладони на мои бедра и раздвигает их, чтобы подойти ближе. – И я позабочусь о терапии, ведь это меньшее, что я могу для тебя сделать.

Почувствовав, как горят мои глаза, я оставляю кофе и обхватываю Грейсона за шею обеими руками. Я не знаю, как передать ему свою благодарность и стыд за то, что он вообще мне это предложил.

– Ты расскажешь мне обо всем, что произошло после аварии, – говорит он. – Не упуская ни единой детали. Я хочу знать о том, кто навещал тебя в больнице, какие врачи тебя лечили, все.