Жестокие игры в любовь

А когда проходил мимо — услышал: «Серёжки носишь, которые я подарил». Кажется, даже руки к ней протянул. После этого Женька отвернулся, ускорил шаг. И пошёл совсем в другую сторону. Забыл про бургерную, про класс, просто шёл вперёд, а в горле колотилось сердце.

Домчал до перекрёстка, чуть на дорогу не выскочил сдуру, забыв про светофор. Остановил его визг клаксона, проезжавшей маршрутки. Женька перевёл дух, шагнул назад. «Блин, всё, успокойся», — сказал себе.

И тут мимо проехала она с тем самым мужиком. И явно не до дома он её повёз подбросить. Его толкнул прохожий, ещё один. Оказывается, уже горел зелёный, а он всё стоял как столб у пешеходного перехода.

До дома он уже не мчал, а еле плёлся, как будто на обе ноги ему навесили по пудовой гире. Хотелось до безумия знать, где она и кто он. И в то же время — не хотелось. В голове творился такой адский хаос, что умом тронуться было можно. А в груди давило и пекло нестерпимо.

Дома он попросту рухнул на диван ничком. Уткнулся лицом в подушку. Пролежал так неподвижно минут двадцать, потом повернулся на бок, стал бесцельно переключать каналы на телевизоре, даже не вникая, что там идёт. И, наверное, до прихода родителей с работы даже не поднялся бы, но в дверь позвонили.

Это оказался Жоржик.

34

Женька молча отступил, приглашая войти.

— Ты чего? Куда пропал? Чего на звонки не отвечаешь, упырь? — скидывая кроссовки, тараторил Жоржик. Потом затих, присмотрелся, нахмурился обеспокоенно: — Что у тебя с лицом?

Женька неосознанно провёл рукой по лбу, по щекам.

— На месте вроде.

— Не-е. Мину свою видел? У тебя что, кто-то умер?

— Ага, — криво улыбнулся Женька. — Я у меня умер.

Жоржик ошарашенно сморгнул.

— В смысле?

Женька не любил ничего унылого, не любил нытьё и жалобы, поэтому и сам никогда не ныл.

Да и с чего бы ему ныть? У него всё хорошо, просто замечательно — так считают все кругом. И сам он замечательный. Звезда, школьный любимчик, так что раскисать ему не пристало.

Он натянул беззаботную гримасу. А потом даже коротко рассмеялся, глядя на непривычно озадаченного Жоржика.

— Да шутка.

— Дебильные у тебя шутки, Онегин.

— Так с кем поведёшься, Жорж.

— Вот ты упырь!

Женька развёл руками, мол, да, такой вот.

— А ты чего не пришёл? Там все тебя ждут. Я вообще за тобой. Меня, как гонца, послали. Трубку не берешь, народ волнуется.

— Не, — мотнул головой Женька. — Не хочу. Не пойду.

— Скотина ты бессовестная, — беззлобно обозвался Жоржик. Он тоже старался выглядеть как всегда, но сам то и дело посматривал на Женьку с беспокойством.

— Да не, ну я ж вижу, ты какой-то не такой. Что, говно какое-то случилось? Да скажи, мы ж друзья. Чего ты? Серьёзно, давай, колись. Легче станет.

— Да ты у нас, Жорж, — ухмыльнулся Женька, — не только клоун, но ещё и психоаналитик на полставки.

Съязвил и тут же устыдился своей грубости. Зачем он с ним так? Ведь сам же на дух не выносит, когда люди своё дурное настроение вымещают на других. Тем более это же Жоржик, с которым он с детского сада дружит. И тот в самом деле примчался — стоит вон глазами хлопает, тревожится.

"И впрямь я скотина бессовестная", — поморщился Женька и добавил:

— Прости. Что-то я прогнал.

— Да чего там, клоун я и есть, — пожал плечами Жоржик, потом шутливо добавил: — Так что, пациент, какие проблемы?

— Да какие проблемы? У меня всё в ажуре, — смеясь, сказал Женька.

Потом Жоржик предложил рвануть к нему на дачу. Женька сначала вяло отнекивался, скорее, по инерции. Потом подумал, что и правда хорошо бы спустить пары. Несмотря на смех, на улыбки, на легкомысленный трёп, внутри его точно кислотой разъедало. Казалось, он аж чувствовал шипение, с каким медленно, болезненно и верно разрушались лёгкие, сердце и что там ещё есть в груди…

Куда себя деть, что с этим делать, чем затушить — он не знал. Но терпеть это уже было невмоготу.

Возле супермаркета они встретили Антона, прихватили с собой на дачу. Отвёз всех троих на своей старой тойоте двоюродный брат Жоржика, предварительно забив багажник напитками. Там с ними и остался.

Жоржик и его брат, который оказался таким же балаболом, беспрерывно сыпали какими-то байками. Антон сначала молчал, потом, уже под градусом, тоже втянулся в веселье.

Женька — наоборот. Сначала, пока себя контролировал, старался быть, точнее, казаться таким, как всегда. Но хмель почему-то не притуплял чувства, а обострял. И с каждой минутой он всё больше увязал в своей тоске. Голова становилась тяжёлой, почти неподъёмной, а в груди жгло ещё сильнее, чем днём.

Он уткнул лицо в ладони и позволил себе в мыслях вернуться к тому, что его так терзало. Только вот от этих мыслей немедленно захотелось полезть на стену.

Поэтому она его отшила? Потому что есть другой?

И почему так муторно? То, что это может быть банальная ревность, он даже на секунду не допускал. Какая может быть ревность? Это удел закомплексованных слабаков. И вообще, с чего бы ему ревновать? Они друг другу никто. Она ему ничего не должна. Но почему-то это не помогало. Ничего не помогало.

— Ты чего там, уснул? — окликнул его Жоржик.