Жестокие игры в любовь

— Я понимаю, у тебя шок. Понимаю, что вы только начали встречаться, и даже говорить, что у вас с Микой отношения как-то… слишком рано. То есть, по сути, вы друг другу… ещё никто. И я понимаю, что такое даже для крепких отношений было бы серьёзным испытанием. И знаю, что многие не выдерживают. Уходят даже от невест или жен в похожих ситуациях. Это же тяжело, долго а, возможно, навсегда. Я всё понимаю, но, пожалуйста, не оставляй её! Хотя бы первое время…

Женя поднял голову, скосил на неё глаза.

— Что? Ты про что? — нахмурился он.

— Ей так нужна сейчас твоя поддержка, понимаешь? Побудь с ней, пока она хоть немного не придёт в себя. Иначе она…

— Ты с ума сошла, что ли? Ты что, думала, что я…Мику бросил бы? Ты… — Женька даже слова растерял. — Как тебе такое только в голову пришло?

— Не злись. Я думала… думала, у вас с ней ну, так… несерьёзно…

Женька посмотрел на неё, как на умалишённую, но больше ничего не сказал, только покачал головой и отвёл взгляд в сторону. Вера больше не сверлила его взглядом и, кажется, даже испытывала неловкость.

Помолчав, спросила:

— Ты её любишь?

Отвечать он не стал. Поднялся со скамьи, бросил спасибо и направился к машине, которая почему-то вдруг показалась ему нелепой и кричащей. Чушь, конечно. Просто сейчас ему всё стало видеться таким — неуместным в самом плохом смысле слова. Дети, галдящие на площадке, придурок со второго этажа, который выпер на балкон колонки, чтобы весь двор вместе с ним слушал дабстеп, парни, которые над чем-то взрывались хохотом каждые две минуты. Он искренне не понимал, как можно сейчас веселиться и хохотать? Как можно вообще продолжать жить как ни в чём не бывало?

Ожоговый центр нашёл он быстро, только вот никто его не пустил. В приёмном отделении сразу же развернули с порога: «Уже десятый час! Завтра приходите!».

На следующее утро его так же задержали, указав на часы приёма. Но тут он уже не стал отчаянно ломиться напролом, а хорошо, как умел, попросил, поулыбался — и пропустили. Хотя кто бы знал, чего ему только стоило это показное спокойствие и приветливость.

Всю ночь накануне Женя не спал, рылся в интернете, читал подобные случаи. Находил и утешительные — когда после ряда операций женщины возвращали и нормальный облик, и здоровье. Но больше было, конечно, удручающих, а то и совсем ужасных.

В любом случае, решил он для себя, всё, что от него зависит — он сделает, лишь бы она поправилась. Надо будет её с ложки кормить — будет кормить. И мыть, и одевать, и что угодно. И деньги на лечение найдёт. После покупки спорткара счёт его изрядно оскудел, но машину можно продать. Да вообще всегда можно что-то придумать.

Однако когда он поднимался на второй этаж ожогового центра, когда подходил к её палате, думал — сердце сейчас разорвётся. Пульс долбил в перепонках мощнее, чем дабстеп из колонок вчерашнего придурка.

Женька остановился перед дверью — надо было срочно взять себя в руки. Нельзя показывать, как ему горестно, ведь ей и так страшно и плохо. Пусть она видит, что уж он-то уверен, что всё будет хорошо.

В палате Мики не оказалось, но буквально через пару минут она пришла. Нет, всё было далеко не так ужасно, как могло быть, как видел он вчера на жутких фото. И если были какие-то раны, то под бинтами их и не видно. Но сама по себе Мика выглядела настолько измученной, что сердце кровью облилось.

Может, это и дикость, но именно в этот момент он любил её сильнее, чем когда-либо. Он видел её разной: гордой и холодной, но красивой такой, что дух от восхищения захватывало. Смущённой и влекущей — так, что терял рассудок и умирал от желания. Но именно сейчас, когда увидел её бледную, растрёпанную, истерзанную, в слезах, его захлестнуло чувство такой силы и остроты, что аж физически больно стало.

— Не плачь, — выдохнул он, — я люблю тебя.

А потом повторил ещё раз и ещё…

Женя просидел у неё до самого вечера. Два раза только отлучался: в аптеку и в торговый центр, где набрал всего, что нужно и ненужно. Главное — купил телефон и сим-карту, чтобы она была на связи. Вернулся всё это занести и снова задержался. Не хотелось уезжать, оставлять её одну.

Сначала Мика его не то чтобы прогоняла, но чувствовала себя при нём скованно и повторяла раз за разом: «Тебе, наверное, уже пора».

Но потом как-то незаметно расслабилась. Они полусидели-полулежали на её кровати в обнимку и тихо перешептывались. А иногда и молчали, но это было очень уютное молчание.

Она даже пригрелась и задремала у него на плече, в то время как он держал её в кольце рук. И в этот момент, что странно, ему было очень хорошо и одновременно больно. Его распирала нежность, и вместе с тем терзало страшное подозрение.

Кто мог так жестоко с ней поступить? Неужели Алина? Ну просто больше некому…

От тяжёлых мыслей его отвлекла медсестра. Приоткрыв дверь, она бросила громко:

— Через десять минут отделение закрываем.

Мика встрепенулась.

— Ой, я уснула. Сама не заметила. Тебе нужно идти?

Но Женя не дал ей выпутаться из объятий.

— У нас ещё есть целых десять минут, — прошептал он, целуя её в висок.