Жестокие игры в любовь

— Ну как не знаю? Мика… — он издал смешок и качнул головой. Потом чуть наклонился к ней, заглянул в лицо. — Посмотри на меня. Я сказал, что ты красивая. Но это же так. Ты для меня была, есть и всегда будешь самой красивой. Даже если бы тебя действительно изуродовали, это бы ничего для меня не изменило. Всё, что мне надо, я про тебя знаю. Но хочу знать ещё больше, всё хочу про тебя знать. Какая ты была в детстве, что тебе нравится, чего ты боишься, о чём мечтаешь… словом, всё.

Мика слушала его, и ей казалось, будто до этого момента у неё внутри всё было стянуто в тугой узел, а теперь её отпускает… Даже дышать стало легче. Но непонятно почему вдруг из глаз покатились слёзы.

— Не плачь… — прошептал Женя и, помолчав, добавил: — Я люблю тебя.

64

Женя

Признание вырвалось у него само по себе. Прежде он никогда не анализировал свои чувства к Мике. Просто не задумывался. Они жили внутри, казалось, целую вечность. Только раньше, в школе, это было больше похоже на болезнь. Острую, с жаром, с лихорадкой, с ломотой во всём теле. И, очевидно, неизлечимую, хоть и говорят, что время лечит.

Не лечит — всего лишь сглаживает симптомы, убирает остроту, переводит болезнь в хроническую форму. Даже возникает иллюзия, что всё осталось в прошлом, что ты пережил и избавился от этого недуга.

Но не тут-то было. Стоило им столкнуться — и как будто не было этих лет.

Хотя сейчас от прежних «симптомов» ничего не осталось. Теперь, когда он думал о Мике, — сердце не болело, а замирало и плавилось. Когда видел её — тело не ломило и не корежило, а переполнялось сладким томлением. В груди не разъедало мучительно, а сжималось от невыносимой нежности.

Так что если это и болезнь, то лучшая, желанная, благословенная…

Женя упивался переполнявшими его чувствами, но не спешил дать им определение, не стремился облечь их в слова. Но сегодня, когда увидел Мику, израненную и несчастную, внутри всё перевернулось.

Казалось, всё на свете отдал бы, чтобы только она не страдала. Если ему даже смотреть на неё было нестерпимо, то каково ей самой? Еле справился с собой. И это при том, что Вера его предупредила.

Спасибо ей, конечно, за то, что рассказала про Мику, хотя и неизвестно, позвонила бы она ему сама. Может, и нет. Просто вчера вечером они случайно встретились, вот Женя и выспросил. Перед этим он опять приезжал к Мике домой и опять напрасно. Он даже поднимался к Ивлеву, хотя после его выхода с букетом не хотел с ним разговаривать.

Впрочем, Ивлева тоже дома не оказалось. Тогда Женя спустился во двор и как раз расспрашивал знакомых парней, может, кто из них видел её.

— Говорят, нарки какую-то девчонку вчера облили кислотой возле стройки, — сказал один.

Какие нарки? Какую девчонку? На все вопросы парни пожимали плечами — слышали только это, без подробностей. Женька был готов уже взвыть от отчаяния — за день он изъездил полгорода: в больницу заглянул, встретил там её мать и убедился, что Мики нет и три дня как не было. Ярика нашёл и попытал, во сколько она ушла вчера с работы, как, с кем. Даже до Алины доехал.

Никто ничего не знал. И эта неизвестность сводила с ума, как и страх, что с ней что-то случилось.

Когда Женя решил, что надо всё же найти Ивлева — пусть тот через своих поможет отыскать Мику, тогда и увидел Веру. Она шла через двор к своему подъезду.

Утром они уже виделись, и та, как и все остальные, ничего не знала. Поэтому Женя без особой надежды подошёл к ней и спросил:

— Мика тебе так и не звонила?

— И звонила, и виделись уже. Сейчас вот от неё как раз иду.

Женька, сморгнув, издал возглас.

— Да?! Где она? Что с ней?

Вера немного помялась, но ответила:

— Вообще-то Мика просила не говорить тебе.

От такой вводной сразу сделалось нехорошо.

— Но мне кажется, это неправильно. Она в больнице, в ожоговом центре на Тимирязева.

— В ожоговом? Что с ней?

Вдоль позвоночника пополз страх.

— Какие-то неизвестные парни вчера плеснули ей в лицо кислотой. Ей повезло, ну, в том смысле, что в глаза не попало. Зрение не пострадало. Только рука, шея и лицо с одной стороны.

Женька на миг окаменел, глядя на Тихонову с недоверием и ужасом. Потом отвернулся, прижав ладонь ко рту. Невидящим взглядом скользил по окнам пятиэтажек. Нет, только не она! В голове никак не укладывалось. Было ощущение, что внутри образовалась бездонная яма, куда камнем падает сердце.

Горло перехватило спазмом, отчего голос прозвучал глухо и сипло.

— Как она?

— А ты как думаешь? — Вера цепко следила за его лицом, словно пыталась разгадать его мысли.

Женя отошёл, опустился на скамейку, уперся локтями в колени, ладонями сжал виски.

— Не могу поверить… — пробормотал он тихо.

Вера с минуту наблюдала за ним, потом подошла и присела рядом.