Жестокий 2. Тебе не сбежать

Спустя пару минут накатывает апатия. Слёзы закончились, а может, просто их смывает вода – не знаю. Но мне больше не хочется выть. Мне никак. Только пустота внутри. Абсолютная, оглушающая, как эхо в большом помещении. Подавляющая пустота.

Проходит час, а может даже два, я не могу сказать точно. Быть может, я здесь сижу целую вечность, или это всего лишь иллюзия, и я снова обманываюсь. Этого тоже не знаю.

Когда открывается запотевшая дверь кабинки, а по телу разбегаются мурашки, я остаюсь сидеть в прежней позе и даже головы не поднимаю. Зачем? Я и так знаю, что это он. Убийца.

Он выключает воду и, уперевшись руками в кабину, долго смотрит на меня. Я не поднимаю глаз, но чувствую его взгляд на себе.

– Вылезай, – произносит вкрадчиво, с похотью в голосе. Мерзкая тварь… Ему нравится вот так ломать людей. Нравится превращать их в загнанных животных. Он получает от этого кайф, наслаждается. У него встаёт на боль, кровь и слёзы. – Ты оглохла, женщина?

Я знаю, что всё рано придётся выйти. Или же он вытащит меня за волосы. Не хочу, чтобы прикасался, боюсь спугнуть апатию. Не хочу, чтобы чувства и эмоции вернулись. Я не выдержу снова.

Из кабины выхожу. Встаю рядом с ним, жду дальнейших указаний. Вздрагиваю, когда на плечи ложится мягкое полотенце.

– Иди, – следует короткий приказ, и я иду в спальню, на ходу оборачиваясь полотенцем. Там уже накрыт низкий резной стол, а на полу лежит кресло-подушка, которая раньше была в моей комнате. – Сядь, ешь.

Как робот выполняю все указания, только есть совершенно не хочется, и я наливаю себе воды.

Басаев садится в обычное кресло напротив и, широко расставив ноги в туфлях из крокодиловой кожи, смыкает свои большие руки в замок. Выше я не смотрю. Не могу видеть его лицо. Кажется, если посмотрю, сорвусь.

– Ты осознала, за что была наказана?

Я молча играю стаканом с водой, смотрю на прозрачные капли на стекле. Отвечать не собираюсь.

– Ты была наказана за то, что использовала моего человека против меня. И за предательство. Твоё предательство. Сука не может лаять на хозяина. За это её пристрелят. И всё, что ты сделаешь в дальнейшем, или просто подумаешь, будет иметь последствия. Ты уяснила это?

– Да, – каркаю осипшим голосом и, набравшись смелости, поднимаю глаза. – Я уяснила.

– Хорошая девочка, – капризные губы кривятся в подобии ухмылки. – Ешь. Тебе, кстати, идёт сидеть в моих ногах.

Пропускаю его издевательское замечание мимо ушей, беру кусок пирога и силком заталкиваю его в себя. Имран потягивает кофе из большой чашки, смотрит на меня с привычным превосходством.

– Сам не знаю, почему оставил тебя в живых. И вроде нет в тебе ничего такого, но… Чем-то ты цепляешь мужиков. Даже моего брата-психа за яйца схватила. За самые жабры. Что в тебе такого, а, красивая? Ну кроме смазливого лица и дырки?

Я не говорю с ним, а он не настаивает, и хорошо. Спустя время уходит, а я беспрепятственно ухожу в свою комнату и, упав на кровать, закрываю глаза. Мне нужно отдохнуть. Нужно набраться сил. Мне нужно.

ГЛАВА 16

Вся следующая неделя проходит в прострации и самобичевании, что накатывает время от времени, как девятый вал. Я виню себя в гибели единственного друга, в том, что не смогла сбежать или убить Басаева, когда у меня была на это возможность. Рыдаю в подушку и через силу заталкиваю в себя еду.

Меня никто не беспокоит за исключением лишь охранника, что иногда заходит с едой. Иногда с ним приходит женщина, которую я до этого видела только пару раз. Она убирается в комнате, забирает в стирку грязные вещи, которые я бросаю прямо на пол, моет ванную и туалет, а после уходит.

Я не говорю с ней, потому как знаю, что никакой поддержки от людей Имрана мне не будет. А если каким-то чудом и выйдет кого-нибудь разжалобить, он тут же будет убит.

Сам Басаев меня не беспокоит вот уже несколько дней. Я слышу, как поздними вечерами он заходит в свою комнату, а по утрам уходит. Но к моей двери не приближается, и я почти отхожу от шока.

Очередной солнечный день, я заставляю себя встать с постели и подойти к окну. Там уже холодно, а деревья стоят голые, тянут кривые ветки к окну. Равнодушно думаю, что если бы не проклятая тюремная решётка, я могла бы спуститься по дереву вниз и попробовать сбежать. Но желания как такового почему-то нет. Наверное, я просто устала верить в то, что смогу освободиться.

Когда дверь позади тихо открывается, я уже знаю, кто пришёл. Чувствую. Только он ходит так, словно крадущийся хищник. И каждый раз у меня на затылке поднимаются волосы. Мерзкое чувство страха, которое я ненавижу всей душой. Правда, не так сильно, как ненавижу его источник.

– Доброе утро. Погода замечательная, хотя уже довольно прохладно. Оденься потеплее.

Я приказываю себе повернуться, потому что разговора с ним не избежать. Смотрю в лицо подонку.

– Я куда-то иду? – спрашиваю ровным тоном, но в груди начинает стучать сердце. Целую неделю я не слышала своего сердцебиения. Думала, у меня уже и сердца не осталось.