– Заслужил? Думаешь? – догоняет меня и следует уже рядом. – По-твоему трёхлетний чумазый цыганёнок, мечтавший об отце и только-только узнавший от матери о его существовании, заслужил быть изгнанным из его дома собаками? А двадцатилетний парень, который положил уйму сил, чтобы добиться признания отца и, наконец, встать с ним рядом, получить хотя бы малую долю наследства и просто жить с любимой девушкой – он заслужил казнь? Заслужил гореть заживо в огне? Просто потому, что старший брат хотел его девушку. Законнорожденный, достойный сын. Подумаешь, поджёг цыгана какого-то. Да плевать. Что тут такого? Так ты считаешь? Тогда не удивляйся тому, что сама расплачиваешься за чужие ошибки, – настигнув меня, хватает за руку, больно дёргает к себе. – Или, может, ты считаешь себя лучше того цыганёнка, а, красивая? Твоя кровь чище, благородней? Чем ты лучше?
Я выдёргиваю руку из его захвата, и он, как ни странно, отпускает меня.
– Я лучше и чище хотя бы тем, что никого не убила и не покалечила. И даже угрозами тебе не удалось сделать из меня убийцу. Вот чем я лучше. И даже пережив всё это… Я не превращусь в чудовище. А ты будешь единственным, кого я убью.
Пару мгновений он смотрит на меня так серьёзно, словно, и правда, верит, что я исполню свою угрозу, а затем прыскает от смеха. Циничный, самоуверенный подонок.
– Мечтать не вредно, красивая. Но ты, конечно, можешь попытаться.
ГЛАВА 17
Прогулка закончилась спустя полчаса, когда Имрану позвонили. Я вернулась в дом, как и было велено, не став спорить и сопротивляться, а Басаев куда-то исчез. В комнате уже было убрано и проветрено, а на столике меня ожидал чайник с травяным чаем и сладости. Надо же, какая забота. С чего бы это?
С подозрением покосилась на пирожные с конфетами и фрукты, фыркнула. Небось, яду туда насыпали. Да ещё и такого, чтобы не сразу откинулась, а хорошенько помучилась.
Но, подумав, пришла к выводу, что травить – это не Имрана метод. Он и голыми руками шлёпнуть не постесняется. Или пулю в лоб…
В животе заурчало, и я, наплевав на все предупреждения разума, села за столик и принялась заталкивать в себя как можно больше углеводов. Говорят, заедать тоску и горе нельзя, но мне очень понравилось. И когда блюдо опустело, я открыла дверь, а затем и рот, чтобы позвать прислугу, и в ту же секунду передо мной возник Ваха.
– Что-то надо? – спросил угрюмо, глядя на носки моих тапок.
Чего? Мне опять запрещено вылезать из норы?
– Пирожных хочу ещё! Или Имран Валидович зажал? – буркнула враждебно, но Ваха, судя по тому, как протянул руку, чтобы взять опустевшее блюдо, не собирался со мной пререкаться.
– Каких? – буркнул, всё так же глядя в пол.
– Чего? – тут уже оторопела я.
– Каких пирожных?
– Ааа… Ну… Какие есть, тех и принеси.
– Никаких нет, тут их никто не ест. Для тебя заказывать буду. Какие хочешь?
Я немного потормозила, как полагается в подобных ситуациях, а после заявила:
– Самых дорогих и вкусных!
– Хорошо, – Ваха медленно, в своей манере, развернулся и побрёл к лестнице.
Что это с ним такое?
– Эй, горилла? – окликнула его не особо вежливо, тот остановился, неторопливо повернулся.
– А?
– Я с кокосом люблю. Конфеты… И вина… Принеси вина.
Ваха кивнул, так же задумчиво переварил новую инфу и потопал дальше медвежьим широким шагом.
А через полчаса вернулся, распахнул дверь, перед этим постучав, и, отшвырнув фирменный бумажный пакет на пол, водрузил две бутылки на стол, рядом хрустальный бокал. Он его из кармана, что ли, вытащил?
– Вино. Ты не уточнила какое, я принёс сухое и полусладкое. Пирожные и конфеты привезут с минуты на минуту.
Я очумело пялюсь на Ваху, а тот глядит на меня, будто ожидает, что я что-то скажу.
– Эээ… Спасибо, что ли, – пожимаю плечами. – Прибухнёшь со мной? – это вырывается как-то само собой, и Ваха на какое-то время теряется, выпучивает на меня свои бельмы.
– Чё?
– Выпьешь вина? – переспрашиваю уже без былого энтузиазма, а он неожиданно кивает.
– Ну… Давай.
Вот это поворот. Как-то не готовилась я к такому. Хотя… Это ж мне на руку.
– Полусладкое? – отчего-то сразу же улавливаю вкусы бугая, и тот отрывисто машет пудовой башкой.
Выглядывает в коридор и закрывает дверь.
– Слушай, это… Базар есть.
Я окончательно теряюсь и пожимаю плечами.
– Ну, ладно. Валяй.
Бутылки уже откупорены. Ещё немного и поверю, что это сон.
– Чё ж бокал-то только один принёс? – ворчу беззлобно и понимаю, что Ваха у меня не вызывает негатива. Хотя как бы… Должен. Но ведь это не он стрелял в Егора.
– А? Ладно, ща ещё принесу, – Ваха рвётся к двери, но я его торможу, подняв голову.
– Стой. Ты из горла будешь? Я не пью полусладкое.
Ваха тормозит на полпути, разворачивается ко мне всем туловищем.
– Давай бутылку.
– И что за базар? – внутренне передергивает от тупого выражения из девяностых, где, судя по всему, Ваха и застрял.
– Ща, – объявляет тот и прикладывается к бутылке. Я тоже подливаю в свой бокал.
Выжидаю, пока Ваха здорово поднаберётся, потому что он явно взволнован и ему сложно оформить свою мысль в речь, но горилле полбутылки вина, что слону дробина. Напиток на ветер, считаю.