Жестокий 2. Тебе не сбежать

Басаев кривит уголок рта в подобии ухмылки, а затем, резко выкинув руку вперёд, хватает меня за волосы и тянет на себя жёстким рывком. Это больно. Больно так, что глаза мгновенно наполняются слезами.

– Мудак! – шиплю, хватаясь за его запястье, а Басаев склоняется к моему лицу.

– Сука. Дерзкая, наглая сука, – и улыбается довольно. – Это тебе, – протягивает вдруг мобильный телефон, а я ошарашенно опускаю взгляд на гаджет. – Не ответишь, когда позвоню, выебу. Приеду и выебу тебя. Прямо здесь, – кивает на кровать. – Звонки отслеживаются. А ты, я уверен, помнишь, что за каждую твою ошибку кто-то будет расплачиваться, – не спрашивает, утверждает. А затем уходит вальяжной походкой, а я остаюсь в коридоре с пустым графином и трубкой в руках.

Что же это значит? Я в такой западне, что он даже не боится давать мне телефон?

– Почему? – кричу, когда уже доходит до лестницы.

– Потому что тебя никто больше не ищет. Все о тебе забыли, красивая!

Больно. И до ужаса обидно. Я, разумеется, не надеялась на спасение, но… Но. Когда ты начинаешь понимать, что на самом деле жутко одинока – это страшно. И в груди становится тесно. Жжёт в горле, и я никак не могу запить эту горечь водой. Глотаю её вместе со слезами, размазываю по лицу.

– Чё это с тобой? – слышу голос Вахи и поворачиваюсь к двери кухни.

– А с тобой что?

Он тупо пялится на меня, явно не догоняя.

– Не понял.

– А что ты вообще понимаешь? Ты же просто тупой шкаф, рождённый, чтобы вышибать мозги! – выплёвываю ему злобно, а после осекаюсь. Что это я… Обещала же себе держаться.

– У тебя мозгов дохера, наверное, – ворчит в ответ, но агрессии я не чувствую. Ах, ну да… Я же ему нужна пока.

– Когда поедем к Маше? – перевожу разговор в более деловое русло, а Ваха, выглянув в коридор, снова поворачивается ко мне.

– Я не смогу тебя вывести за территорию. Имран сказал установить камеры в доме. Теперь мы как на ладони. Но в саду камер нет. Я привезу Машу сюда, проведу в сад, там и поговорите.

Облом. Из дома меня не выпустят. Что ж, побег снова откладывается на неопределённый срок. И почему эта мысль не вызывает во мне прежнего ужаса? Осознала, что Басаев прав и меня за воротами его особняка никто не ждёт?

Правда, есть в новости Вахи и хороший момент. Вряд ли Маша станет меня убивать здесь. Почему-то я так думаю.

– Будь по-вашему, – пожимаю плечами. – Мне всё равно.

Мы договариваемся о встрече в саду ближе к полудню, и я радуюсь, что хотя бы по территории вольна передвигаться без конвоя. Риск всё же остаётся, потому что в доме есть прислуга и охрана, их не видно, но я знаю, что они есть. Однако рискую не я, а Ваха с его «не такой, как все» подружкой. С меня взяток никаких. Я просто вышла погулять.

Обед мне приносит всё та же молчаливая женщина. С разговорами к ней не пристаю, но здороваюсь. Женщина отвечает мне коротким, отрывистым кивком и снова уходит.

***

Когда приближается оговоренный час, молча одеваюсь и иду в сад. На улице уже прохладно, но ещё поют птицы, отчего мне становится не по себе. Как в фильмах ужасов… Солнышко светит, птички порхают, дозревают яблочки. Всё так чинно и волшебно снаружи, а внутри… Сколько крови здесь пролито? Сколько жизней сломано в этом доме его хозяевами?

Сажусь на скамейку и, сорвав уже мягкую сливу, с наслаждением откусываю. Где-то у ворот слышу рёв мотора, чьи-то голоса. Прислушиваюсь, хотя внешне спокойна, как удав. Со стороны может возникнуть ощущение, что меня ничто не интересует, но я улавливаю каждый импульс, каждое движение рядом. Как животное… Словно овечка, попавшая в стаю волков и возомнившая о себе невесть что. По идее, меня уже должны были сожрать, но я всё ещё держусь.

Когда у входа в сад застывают две тени – огромная, словно скала, и маленькая, тонкая, как деревце, – я выравниваюсь, прикипаю к лавочке. И вдруг острым лезвием по подсознанию её голос…

Голос моей сестры.

– Она тут?

– Должна быть. Ты иди, я подожду здесь, – второй голос принадлежит Вахе, но его я пропускаю мимо ушей. Прислушиваюсь, надеясь уловить ещё раз голос Маши. Маши… Моя сестра тоже Маша…

Нет. Это какая-то чушь. Не может быть.

– Не может быть… – шепчу тихо, мотаю головой. – Мне показалось.

– Ладно, я пошла, – или не показалось?

Вскакиваю с лавочки, нервно шагаю в гущу кустарника ежевики и останавливаюсь только тогда, когда острые шипы врезаются в руку. Бежать некуда.

Позади слышу шаги, жду. Вот сейчас она заговорит, и выяснится, что это совсем другой человек. Не моя сестра.

– Ну здравствуй, красавица, – слышу её голос уже совсем рядом и крепко зажмуриваюсь до боли в веках. Нет… У меня галлюцинации. Видать, то вино действительно было скисшее. Да я даже готова поверить, что это сон, но только не в то, что за спиной стоит моя родная сестра. Моя сестра не может быть той самой Машкой. Это невозможно!

Но гаденький голосок внутри уже нашёптывает правду, окуная меня в неё, как в дерьмо.

Машка пропала, и я думала, что она уехала куда-нибудь за границу, чтобы захомутать там миллионера, как и мечтала, сколько я её помнила. Я нарисовала себе эту историю и поверила в неё. Но всё оказалось куда страшнее.