Жестокий броманс

– Саша, мне болно.

Я не знаю, что ответить. Наверное, когда ломают ребра, это и правда больно.

– Я не хочу домой. Мне там нечего делат. – Его забинтованная диафрагма вздрагивает от рыданий. – А здес я никому не нужен.

– Подумаешь, я тоже никому не нужен. Что из-за этого, вешаться?

– Неее, нихуя, – он улыбается разбитыми губами. – Ты хороший человек. Ты мне нужен.

У Бахти невероятно тяжелые сумки, я чуть коньки не отбросил, пока тащил. Вызвал такси до аэропорта. Он хотел позвонить Наиму, но я запретил. На самом деле мне самому нужна машина, я бы давно ее купил, но меня останавливают две вещи. Во-первых, я не хочу зависеть от кредита, а во-вторых, я жалкое ссыкло, мне страшно, что я помну кого-то или получу в морду от братка, который не хочет уступать дорогу. Если совсем начистоту, мне вообще тут жить страшновато.

Два молоденьких мента облизывают Бахти жадными взглядами. Один русский, второй не очень. Наверное, татарин. Постояли, поглазели на разбитое лицо Бахти, подумали, направились дальше.

Я сдаю вещи Бахти в багаж, он в это время сидит на металлической скамейке и сосет кока-колу через соломинку. Надеюсь, его там встретят или хотя бы помогут донести все это барахло до камеры хранения. Еще я надеюсь, что он стиснет зубы и родит сына своей узкоглазой жене, станет настоящим мужчиной и уважаемым человеком в своем селе. Он хороший мальчик, и я хочу, чтобы хороший мальчик счастливо жил у себя дома.

Смуглые парни с сумками уже подтягиваются к стойке регистрации, держа билеты и паспорта наизготовку. Бахти оглядывается на них, потом вопросительно смотрит на меня.

– Будь счастлив, – говорю я.

– Точно. Бахтиёр значит – счастливый.

За огромными окнами темнеет – похоже, скоро начнется дождь, это очень некстати. Я вспоминаю, что мы так и не купили подарок невесте. Надо будет найти за те три тысячи какую-нибудь цацку и послать бандеролью.

– Саша-джон?

– Что?

– Приезжай ко мне.

Глупенький Бахти, не могу же я все бросить, хоть у тебя дома и плюс тиридцат, и козы с овцами патриархально пасутся на газонах, и плов на сто человек.

Досточтимый Аслан

На улице разом вспыхнули фонари, в глубине отцовского дома зарычал и затрясся старый холодильник. Электричество дали! Мяч полетел в канаву, дети кинулись через широкий асфальтированный двор к новому дому, побросали кроссовки у входа и ввалились в комнату, где спал дядя.

– Я тебя раком ставил, боком ебал! – Фарход оттолкнул младшего, Хашима, и первым ухватил джойстик «Сеги».

– Жопу прижми. – Фарух отвесил среднему брату подзатыльник, с достоинством взял джойстик из его грязных пальцев и сам уселся на подушке перед телевизором.

Бахтиёр с трудом разлепил веки, впереди маячило туманное голубое пятно. Пошарил слева от себя, нащупал прохладный бок чайника.

– Где тетя?

– Озода нам еще не тетя, – сообщил Хашим.

– Мулла сказал, что ты пьяный, – добавил Фарход. – Тебе теперь нужно ждать три дня или принести живую рыбу, чтобы очистить себя от харама.

– Что за чушь… – прошептал Бахтиёр. – Как рыба может очистить от харама? Зачем эта рыба?

– И мы уже ловили тебе рыбу, но ничего не поймали, – продолжал Хашим. – А ты весь день спал. И отец сказал, что русские тебя совсем испортили. И еще сказал про тебя одно нехорошее слово, которое мама сказала не повторять, потому что это стыд. Но мы его все равно уже знаем.

– Раз мама сказала «не повторять», вы и не повторяйте. – Бахтиёр поморщился и налил себе полную пиалу. У чая был привкус меда и перца, пустой желудок заныл и сжался. Каждый глоток царапал горло. Во дворе гавкал элитный белый алабай – подарок двоюродного брата. Хуршед, когда привез щенка, объяснял, что собаки этой породы очень умные, только что говорить не умеют. «И слава Аллаху, что не умеют», – подумал Бахтиёр.

– Фарух, э, Фарух! – Хашим подергал старшего брата за футболку. Тот не обращал внимания, он управлял машинкой. – Фарух, дай мне тоже поиграть?

– Прижми жопу и не тявкай, – сквозь зубы ответил старший. – Поиграешь, когда мне надоест.

– Ему никогда не надоест. – Фарход толкнул старшего локтем в спину и присел рядом на корточки. – Совсем бешеный стал.

За окном вспыхнули и через пару минут погасли разноцветные гирлянды – кто-то запустил и выключил арендованный на время свадьбы генератор.

– Можно увозить? – крикнул кто-то.

– Увози, что еще с ним делать, бля… – ответил Умар. – Сначала он будет очищаться три дня, а потом Рамадан, просрали время. Этот еще в таком виде приехал… – Умар понизил голос, – ему там кто-то по морде надавал за то, что приставал к русской девушке. Мы бы еще месяц назад свадьбу сыграли, стыдно было этого долбоеба невестиной родне показывать. Пока ребра срастались, подождать пришлось. Этот дома весь месяц просидел, только фильмы на дивиди смотрел и по мобильнику с кем-то пиздел, бля. Как свет дадут, он телик врубает и зарядку в розетку, больше ничего не делал. Долбоеб!

Русские маты смешно звучали в речи старшего брата. Отец что-то отвечал Умару, им поддакивал третий голос. Наверное, мулла.

Умар снова орал на весь двор, он не умел говорить тихо: