– Был нормальный парень. Съездил в эту Россию – начал пить, гулять, драться. Если бы тут можно было деньги заработать, я бы сам никогда не поехал и его не пустил. Наша родина здесь.
– Наша родина – СССР, – перебил его отец.
Мулла возразил, что их родина, вообще-то, Таджикистан и неплохо бы присоединить к нему земли узбеков, которым советские руководители отдали территории, по праву принадлежащие таджикам. Тут везде должен быть Таджикистан. Да и вообще, нет такой нации – «узбеки». Это непонятно кто. Они с отцом перешли на обсуждение Сталина, Туркестанской АССР и прочих вещей, о которых Бахтиёр имел слабое представление.
Большая часть гостей разошлась по домам, два брата Озоды уносили столы, снимали гирлянды и убирали их в ящики, тихо матеря будущего зятя, хотя сами накануне выпили не меньше. Через двор прошла жена Умара с двумя светодиодными лампами и сунула их в окно:
– На, заряди, розетки опять не работают. Я говорила: не дергайте за шнур, надо рукой придерживать.
– Я починю…
– Сиди, – ответила невестка. – После свадьбы ночью выходить на улицу нельзя, забыл?
– А кто мне запретит?
– Я не знаю. Просто нельзя выходить. Тетя Зухра говорила, тебе могут навредить.
«Мне уже навредили», – подумал Бахтиёр. Он до сих пор выдыхал спиртные пары. Перед тем, как забирать невесту, отец дал выпить «для храбрости», водкой запивали и утренний плов в доме невесты. Спиртное не подавали к столу, оно стояло рядом в маленькой комнатке, и дядя невесты с хитрой улыбкой показал ему бутылку. Застеленный огромной скатертью пол был уставлен блюдами с пловом, овощами, фруктами, самсой и еще какими-то выпечными изделиями, которые жених не успел разглядеть. Гости двигались как по конвейеру: одни ели, другие ждали своей очереди; в глубине душного зала, у противоположной входу стенки, сидели совсем древние дедушки, которые неторопливо беседовали между собой. Братья невесты бегали туда-сюда с подносами, а заодно прикладывались к бутылкам в заветной комнатке. Повар стоял на улице у раскаленного казана, он художественно подкидывал рис в блюда, раскладывал сверху куски мяса и колбасы. Его кожа была почти черной и блестела на солнце от жира и пота. Кажется, он приходился невесте троюродным братом, его звали Усман.
– Стесняешься? – спросил повар, вытирая лоб. – Ничего, скоро познакомитесь.
Он взял Бахтиёра за руку, отвел в темный угол, вручил полстакана водки и самсу на закуску.
– Выпей, полегчает, – Усман похлопал его по плечу.
Женщины собрались под навесом с другой стороны двора, где-то там же, наверное, была и Озода. В окне мелькнула фата, послышался топот и женский смех.
Пришли музыканты и четверо местных милиционеров, откуда-то набежали дети и стали отплясывать на самом солнцепеке. Отец невесты громко спросил, нет ли у кого-нибудь корвалола, посреди двора толпилось несколько десятков мужчин среднего возраста, они курили и что-то рассказывали друг другу. Их могло быть и больше, но остальные не смогли приехать.
Бахтиёр почувствовал себя немного лишним на этом торжестве. Жара стояла градусов сорок, градус алкоголя в его собственном желудке был таким же. Спирт кипел в жилах и гнал кровь к голове, воротник новой рубашки натирал шею. Пиджак пришлось снять, несмотря на протесты Умара, иначе Бахтиёр просто не дожил бы до церемонии «нико».
Мулла приехал ближе к вечеру, когда настало время перебираться в дом жениха. Бахтиёра подхватили два древних дедушки, отвели в небольшую комнату, дали вышитую тюбетейку и одели в теплый шерстяной чапан с вышивкой. Отец невесты маячил в дверях с чашкой меда, которым полагалось угощать новобрачных, чтобы семейная жизнь была сладкой, за окном промелькнула Озода в европейском белом платье, на которое сверху был накинут роскошный кремовый шитый золотом чапан. Невесту догнала какая-то старушка и надела ей на голову длинную белую накидку из парчи, которая завесила лицо. Обруч европейского платья топорщился под тяжелым шелком, Бахтиёр привалился затылком к стене и подумал, что невесте, наверное, очень жарко в таком количестве одежды. Сам он после нескольких лет в России привык к тому, что столбик термометра не поднимался выше двадцати четырех. В тени было еще терпимо, но на открытом месте начинала кружиться голова, майка становилась мокрой и в глазах вспыхивали разноцветные круги.
Кто-то поставил на низенький стол пиалу с соленой водой и лепешку, вошел мулла. Ему вручили два разноцветных свертка. Священнослужитель нехотя поблагодарил клиентов: наверное, у него дома было навалом этих чапанов и тюбетеек и он не знал, куда это девать.
Сестра Озоды пронесла в соседнюю комнату целый поднос конфет, которыми полагалось обсыпать новобрачных. За ней пробежали еще какие-то девицы, хихикая и толкаясь в узком коридоре. Кто-то постучал в стенку и засмеялся. Бахти догадался, что это его невеста.