Жестокий мир мужчин

— Не знаешь, что теперь и ждать, — вздохнула женщина. — Всю жизнь мы работали, выжали из нас все соки, а теперь не нужны никому. Всем в тягость. Хоть живой в гроб ложись.

— А дети вам не помогают? — осторожно спросила я.

— Что дети? Дочка в Архангельске живет, двое детишек… а сын… пьет, одним словом. Какая от него помощь? Квартиру мне вот эту дали, думала, хоть на старости лет поживу спокойно, не вышло. Выгонят на улицу…

— Не выгонят, — попробовала утешить я. — Потихоньку выплатите долг, с пенсиями сейчас вроде бы налаживается.

— Да… Хотите чаю? — предложила она. — У меня варенье есть. Лепешки с утра пекла. От чая я отказалась.

— Сын ваш отдельно живет? — спросила я, желая хоть как-то приблизить разговор к интересующей меня теме.

— Да. У нас квартира была, однокомнатная, на Катинской, сейчас 8 Марта называется. Я на расширение стояла, дали нам с мужем вот эту квартиру, а в той сын остался. Дочка к этому времени с семьей уехала в Архангельск, муж у нее из тех мест, а здесь учился.

— А ваш муж давно умер?

— Пять лет, еще до того, как сюда приехали. Как раз ордер на квартиру получила, а он через три дня и… убили, прямо возле подъезда.

— Как же это случилось? — осторожно спросила я.

— Кто знает, — махнула рукой женщина. — Ударили по голове и насмерть. Денег при нем не было, и человек он тихий. Никогда ни с кем не задирался. Конечно, пил. Но ведь чтоб по голове вот так-то стукнули… хотя, сейчас такое время, почем зря убить могут.

— Но ведь следствие было?

— Было следствие, как же. Только что толку? Да у нас тремя днями раньше шестерых убили в соседнем доме, и то никого не нашли. А тут пьянице по голове стукнули, кому надо искать? Приходил следователь и к себе вызывал. — Женщина махнула рукой с крайним презрением. — В милиции тоже жуликов полно… Последнее замечание меня насторожило.

— Вы думаете, они проявили халатность в расследовании или пытались что-то скрыть? — спросила я.

— Не знаю, грех на душу не возьму и ничего утверждать не буду. Да и дело давнее… чего теперь… Муж-то мой про то убийство что-то знал…

— Про какое?

— Ну, вот про тех шестерых, которых расстреляли по соседству… Видел вроде что-то, но мне ничего не рассказывал и никому другому тоже, кроме того следователя. Я, конечно, выспрашивала, а он говорит, такое дело, мол, головы лишиться можно. Покойник, хоть и был пьяница, но мужчина умный и жизнь-то повидал. Ну, и когда из милиции стали по квартирам ходить, свидетелей искать, он рассказал… меня из комнаты выгнал, вот так… не хотел, чтобы я слышала.

— А что дальше было?

— Поговорили, тот из милиции ничего не записывал, так мой покойный муж захотел, ну и ушел следователь. А вечером мужа убили, прямо возле подъезда.

— Значит, кто-то из преступников узнал о его показаниях? — предположила я.

— Не знаю, — нахмурилась женщина. — Может, и узнал. Но не от Ивана моего. Говорю, хоть и пьяница был, царство ему небесное, но человек осторожный, жизнь научила.

— А следователя этого вы помните? Фамилию, имя или как выглядел?

— Конечно, помню. Слава богу, на память пока не жалуюсь. Фамилия его Дерин. Всеволод Павлович. Молодой совсем, симпатичный, волосы светлые… и вежливый очень, все по имени-отчеству меня… разговаривал ласково… Иуда, прости господи, — совершенно неожиданно закончила она, а я, кажется, даже глаза вытаращила.

— Но вы ведь не допускаете мысли, что он как-то причастен к убийству вашего мужа? — растерялась я. Женщина невесело усмехнулась:

— Я любую мысль допустить могу: детдомовская я, из семьи врагов народа. Небось слышали, что это такое?

— Слышала.

— Так-то вот. — Она поднялась и поставила на плиту чайник. — Следователь ласковый был, Дерин этот, ничего не скажу… Но велел мне нос не высовывать, не так сказал, конечно, но я слова-то давно выучилась понимать. Ясно стало, рот откроешь — и тебе по башке дадут. Вот так-то. Я пошла к знакомой своей, мы с одного детдома, на фабрике вместе работали и жили рядышком. Посидели, подумали и решили, что помалкивать надо. И ей, и мне.

— А ей о чем? — удивилась я.

— Так она тоже убийство видела, то есть не убийство, а человека… убийцу.

— Того, кто тех шестерых расстрелял? — спросила я.

— Нет. Художника в ее доме убили. Из пистолета. А она видела, как из его квартиры мужчина вышел.

— Она что-то услышала и захотела узнать, в чем дело? — почти не дыша, спросила я.