Жестокость. История насилия в культуре и судьбах человечества

Но комплекс жестокости может включать и другие влечения, которые Фрейд в работе «По ту сторону принципа удовольствия» называет само сохранением и самоутверждением. В этом тексте основатель психоанализа отходит от одностороннего подчеркивания роли либидо, создавая более сложную, многоаспектную модель[686]. В множественной модели влечений 1920 года, по крайней мере, в третьей и окончательной версии, появляются новые позиции и связи влечений. Так, садомазохистский комплекс может быть понят как наложение либидо на влечение к смерти. Если жизнь стремится вернуться к более раннему «безжизненному» состоянию, то эросу присущ регрессивный момент уничтожения самости. И наоборот, в этой работе Фрейда, вероятно, впервые (по крайней мере, в таком явном виде) обнаруживается контраст между принципами удовольствия и реальности, поскольку принцип удовольствия в своей безграничности оказывается разрушительным[687]. Если систематизировать и связать влечения, которые вводит Фрейд, то жестокость можно представить как сложную смесь, где гипертрофированное стремление к самосохранению и удержанию власти сочетается с либидинозными моментами, а также с ауто- и гетероагрессией:

Рассматриваемые в этом свете влечения к самосохранению, к власти и самоутверждению теоретически сильно ограничиваются; они являются частными влечениями, предназначенными к тому, чтобы обеспечить организму собственный путь к смерти и избежать всех других возможностей возвращения к неорганическому состоянию, кроме имманентных ему. Таким образом, отпадает загадочное стремление организма, как будто не стоящее ни в какой связи ни с чем, самоутвердиться во что бы то ни стало[688].

Пессимизм Фрейда состоит в том, что стремление к самоуничтожению становится определяющим и доминирующим, берет верх над эросом и оттесняет стремление к самосохранению – напрямую или обходным путем, в форме нарциссизма, который встречается у классических тиранов и злодеев, самоутверждающихся всеми мыслимыми средствами, в том числе с помощью насилия.

В конце романа Коштолани «Нерон» торжествует смерть. Капризному и жестокому тирану, загубившему множество жизней, являются призраки убитых им людей из его ближайшего окружения. Он, словно по Фрейду, ищет смерти. «Император стал нащупывать маленькую коробочку, которую носил на груди; но в ней не оказалось припасенного яда. „Его у меня украли! – завопил он, – отняли у меня даже смерть“»[689].

В дополнение к модели Фрейда укажем на то, что, как и все другие динамические переменные, влечения не имеют ни фиксированной меры, ни определенной верхней границы. Образуя всевозможные комбинации, они приобретают взрывную силу. Там, где самосохранение предполагает приобретение или удержание исключительной власти, как в случае с абсолютным правителем, жестокость и дискурсы, которые ее сопровождают, окружают, окутывают и придают ей лоск, в своих заметных проявлениях направлены, пусть и бессознательно, на прекращение абсолютной власти – и почти всегда это становится вопросом жизни и смерти. Это едва ли может быть утешением. Такой диалектический поворот приводит к хаосу, от которого страдают жертвы коллективного насилия. В конце эссе «Масса и власть» Канетти ищет выход из пространства абсолютной власти. Это могло бы быть ключевым словом и нескромным притязанием: написать книгу, которая не закрывает двери, а философски и метаполитически указывает путь к тому, чтобы научиться справляться с искушениями, начиная с небольших упреков близкому человеку и заканчивая желанием коллективного уничтожения других. Полуторагодовалый малыш из работы «По ту сторону принципа удовольствия», внук Фрейда, в отличие от римского императора, способен превратить недовольство из-за отсутствия любимого человека, матери, в удовольствие, в котором агрессия и месть не исчезают полностью, но трансформируются: играя, он «отбрасывает» не любимую мать, а объект-заменитель – катушку.

Психоанализ после Фрейда остается значимым методологическим подходом и теоретическим инструментом. Перефразируя полемическое замечание Готфрида Бенна о современной неспособности смотреть в глаза насилию, мы можем сказать: настало время признать свою способность к насилию. Мрачный диагноз Фрейда, поставленный в 1920 году, не должен оставаться последним словом. Несомненно, смерть, которую мы не можем себе представить, составляет основу нашего земного существования. Но это не означает, что мы должны желать смерти или быть жестокими.

III. Постскриптум