Жестокость

В красновато-желтом свете фонаря рука показалась ему неестественно блестящей, чуть ли не сверкающей. Судорожно сжатая кисть вызвала в его сознании картину отчаянной, яростной схватки не на жизнь, а насмерть. А может, под ногтями остались кусочки кожи, крови или крохотные ворсинки ткани, которые могут помочь в поисках преступника?

Впрочем, пусть об этом полиция заботится.

Он уже наклонился, чтобы поднять зловещий предмет, как вдруг выпрямился и прислушался: откуда-то из-за скалистого гребня доносился звук натужно работающего мотора, вечернюю мглу разрядил свет мощных фар — но ведь его машина стоит как раз посередине дороги. Надо было что-то делать.

Несколько секунд он стоял в раздумье. Броситься назад, а эту чертову руку оставить здесь? Нет, он должен подобрать ее…

Гордон накинул на обрубок мешок, осторожно поднял его, затем выключил фонарь и поспешно зашагал назад к машине. Он невольно подивился тому, какой тяжелой оказалась эта рука, впрочем, ему ведь раньше никогда не приходилось носить отдельные части человеческого тела.

Грузовик взобрался на кромку каменистого хребта. Сдвоенный луч фар устремился в низину и насквозь пронзил машину Гордона, обозначив силуэт сидящей за рулем Энн. Он перешел на бег и, достигнув цели, резко рванул на себя ручку дверцы, после чего швырнул мешок на пол заднего сиденья.

— Смываемся, быстро!

Энн сдвинулась в сторону, он скользнул на сиденье водителя. Свет надвигающихся фар ослеплял Гордона. Пошарив рукой, он ухватился за ключ стартера, мотор кашлянул и замер. Черт бы побрал эти прокатные машины! Почему он не поехал на своей собственной? Не был уверен, что по пути сможет заправиться бензином? В таком случае надо было на самолете долететь до Гвадалахары и уже там взять машину, как советовал Норваль…

Черт бы тебя побрал, Норваль.

Мотор продолжал кашлять, и Гордон рывком включил фары. Надвигающийся свет не померк, не шелохнулся, а все так же продолжал полыхать, подобно паре ослепляющих солнц. Громада грузовика остановилась настолько близко от них, что он мог ощутить горячее тепло фар, буквально обжигавшее глаза.

— Они перегородили нам дорогу, — сказала Энн таким тоном, каким бы сообщила ему о том, что у него нитка на рукаве вытянулась.

Гордон включил заднюю передачу и, перекинув руку через спинку соседнего сиденья, посмотрел назад, но кроме двух вращающихся зеленых дисков на сверкающем красном фоне, так ничего и не увидел. Он и в самом деле ослеп, не хуже крота. Нет, таким образом он только в кювет заедет…

Это был красный грузовик, установленный на массивных, крепких амортизаторах. Спереди поблескивала хромированная решетка радиатора, под которой проходил выкрашенный небесно — голубой краской бампер с начертанными на нем словами EL TORO DEL CAMINO. Бык-на-дороге. Символ агрессии, который также олицетворяла внешность выбравшегося из кабины человека. На вид он… невысокий, но коренастый и приземистый, словно пень, оставшийся от могучего дерева. На нем были заляпанные маслом штаны защитного цвета и нижняя рубашка — некогда белая, а сейчас основательно запачканная пятнами смешанного с пылью бензина и прочей грязи. Могучую шею украшал также запылившийся ярко — красный в горошек платок «бандана». Поросшие щетиной щеки растянулись в широкой улыбке, при этом Гордон невольно вспомнил мексиканского бандита из «Сокровищ Сьерра-Мадры»…

— Дай-ка мне тот гаечный ключ, — сказал он жене, протягивая руку. Ощутив в ладони прохладную твердь металла, он решил, что его лучшей обороной должна стать яростная, безжалостная атака. И все же он понимал, что его цивилизованные рефлексы неизбежно породят какие-то сомнения, неуклюжесть и скованность движений…

— У него револьвер, — заметила Энн все тем же ровным, бесцветным тоном.

Гордон тоже увидел оружие, в тот самый момент, когда водитель повернулся, чтобы заговорить с кем-то в кабине; это был уродливый, отливающий голубоватой сталью крупнокалиберный револьвер, укрепленный на ремне непосредственно над задним карманом.

Мужчина подтянул штаны и направился в сторону их машины.

— Ты только не говори ничего, — сказал Гордон. — Я попытаюсь как-нибудь прорваться мимо них.

Водитель остановился рядом с дверью; его осклабившееся лицо маячило в нескольких дюймах от стекла. Энергично жестикулируя руками, он секунд двадцать тараторил на испанском.

— Ты что-нибудь понял? — спросила Энн.

— Слишком быстро. К тому же он говорит на каком-то местном диалекте. — Гордон приоткрыл ветровое стекло и сказал через узкую щель: — No entiendo.

— Muneca? — спросил мужчина и умолк, подняв брови и явно ожидая ответа. — Мипеса?

Гордон покачал головой. — Не понимаю. Americano.

— A… Americano! — Мужчина наклонился и прижал нос к стеклу. — Si, Americano. — Он — отступил на шаг, поднял руку, пошевелил пальцами и побежал куда-то за грузовик.

— Он нам что, пожелал счастливого пути? — спросила Энн.

— Я думаю, он попросил нас подождать.

— А что нам еще остается делать?..