Жиган

Миронов, которого тоже начал забирать коньяк, шумно вздохнул.

— Вот он-то меня и беспокоит.

— А? — вышел из оцепенения полковник. — Почему беспокоит?

— Я о нем кое-что разузнал.

Он достал из кармана кителя небольшую записную книжку, развернул ее на середине и вслух начал читать:

— Куташвили Шалва Теймуразович, 1950 года рождения, вор в законе, кличка

Кокан. Уроженец города Зугдиди, грузин по национальности, среднее образование. Неоднократно судимый. 1969 год — статья 144-я, часть вторая, статья 145-я, часть вторая, приговор — три года лишения свободы. 1972 год — 206-я, часть вторая, приговор — два года лишения свободы. 1980 год — статья 188-я, приговор — два года лишения свободы. 1985 год — статьи 210-я и 218-я, часть первая, приговор — пять лет лишения свободы.

— Богатая биография, — усмехнулся полковник.

— Во время предыдущей отсидки был коронован в воры в законе Бутырской тюрьмой.

Начальник колонии наморщил лоб и некоторое время размышлял. Этот умственный процесс проходил с явными затруднениями — Жуликов то морщил лоб, то тер нос, то затягивался папиросой.

— Серьезное место, — наконец изрек он.

— Это верно, — согласился Миронов. — Но есть некоторая загвоздка. Не все признают Кокана настоящим законником. Ходят слухи, что он сухарь.

— Кто же его короновал?

— Вроде бы лаврушники. Но даже среди них не все признают авторитет Кокана.

Жуликов махнул рукой.

— Ну и что? Не признают — пусть ему будет хуже. Это не наша забота.

— Я тоже так сначала подумал, Николай

Сергеевич. А потом выяснилось, что дело гораздо серьезнее.

— Брось.

— Точно. Все дело в том, что наш смотрящий, Артур, тоже не признает Кокана вором в законе.

Жуликов сдвинул брови.

— Это плохо.

— Вот именно, Николай Сергеевич. Есть еще одно обстоятельство…

— Говори.

— Кокана переводят из Иркутской ИТК-27.

— С самого Дальнего Востока?

— Совсем недавно там были массовые беспорядки. И по моим данным, замутил зону не кто иной, как наш завтрашний гость Кокан. Я так и не успел выяснить, кто включил его в состав этапируемых в нашу колонию.

— Думаешь, будет мутить?

— Не исключено. Сухари для нас очень опасные, Николай Сергеевич. Нет лучшего способа поднять свой авторитет, чем спровоцировать массовые беспорядки.

— Ну, это ты шалишь, Петр Георгиевич. Мы никакому сухарю нашу зону мутить не

ПОЗВОЛИМ;

Жуликов возбужденно стукнул кулаком по столу.

— Конечно, не позволим, Николай Сергеевич. Только вот надо решить, что с ним делать.

— Петр Георгиевич, ты у меня начальник оперативной части, тебе и карты в руки. План какой-нибудь есть?

— Я предлагаю действовать как обычно. Кокана помещаем в изолятор для карантина, а потом туда же под каким-нибудь предлогом суем Артура. Пусть разбираются.

— Предлог придумал?

— Да мало ли?

Жуликов встал из-за стола, подошел к сейфу в углу, открыл дверцу и вынул еще одну бутылку коньяку.

— Дело серьезное, — сказал он, усаживаясь за свой стол и откупоривая бутылку. — Тут без ста грамм никак не обойдешься.

Они снова выпили по полстакана. Миронов, пошатываясь, встал.

— Я, пожалуй, пойду, Николай Сергеевич. Надо еще с бумагами разобраться.

Правда, Миронов не пояснил, как он в таком состоянии будет разбираться с бумагами. Но Жуликов не возражал.

— Кстати, как там этот… который в ШИЗО сидит второй срок?

— Панфилов?

— Вот-вот. Сколько ему осталось?

— Дня три, не больше. Сидит, что с ним сделается?

— У него уже небось борода выросла, как у попа, до колен?

— Выйдет — побреем.

— Может, еще подержать?

— Вроде не за что.

— Как в прошлый раз, обшмонать его, сунуть что-нибудь в карманы.

— По-моему, не стоит, Николай Сергеевич. Его и так уже в зоне все героем считают.

— Да ну?

— По моим данным, даже среди отрицательно настроенной части осужденных о Панфилове отзываются с уважением.

— Он же ни одного дня в колонии не провел. Как прибыл, так в изоляторе сидит. Нет, так дело не пойдет. Гони его из карцера в три шеи.

— Как — гнать? — Миронов недоуменно уставился на начальника колонии, который решил ни с того ни с сего власть проявить.

— А вот так. Нечего ему даром казенный хлеб жевать. Пусть работает.

* * *

Через час Жигана выпустили из штрафного изолятора. До конца положенного срока он не досидел ровно три дня. Впрочем, и тех семидесяти двух, которые он провел в камере, ему было вполне достаточно.

Несмотря на указание начальника колонии немедленно отправить Жигана в отряд, в своем бараке он не появлялся еще десять дней. После медосмотра доктор отправил его на больничную койку.

В ШИЗО Жиган потерял больше десяти килограммов веса, организм его был крайне ослаблен и обезвожен.

— Вам еще повезло, голубчик, — сказал доктор, заканчивая осмотр исхудавшего, почерневшего, заросшего рыжей бородой пациента. — Полторы недели хорошего питания и отдыха на мягкой постели — будете как огурчик. У вас все-таки удивительный организм, удивительный.

— Что вас так удивляет, доктор? Голос Жигана звучал слабо и приглушенно.

— Как — что, милейший вы мой? Вам пришлось перенести контузии, ранение, многочисленные переломы, а два с половиной месяца пребывания в… гм, и после всего этого у вас никаких серьезных последствий.