Жил-был я

За окном летел городской пейзаж. Машина резво неслась по пустым улицам. Но Валерьяныч послушно останавливался на светофорах и выжидал зеленый свет.

Больше мы не заговаривали. Прошло, наверное, с полчаса, когда мы выехали за черту города. Дорога основательно испортилась, то и дело приходилось сбрасывать скорость, вокруг потянулись луга да крохотные деревеньки, укутанные пологом тумана. Тут и там мутно проблескивали блюдца прудиков и озер. На востоке, впереди, небо стремительно светлело.

И я невольно успокоился. Шум дороги под колесами, зеленые луга, поля желтоголовых подсолнухов, ждавших солнца, мелкие речушки-змейки, бежавшие в подлесок у косых домов. Я и забыл каково это. Город заглушил то давнее, детское чувство распахнутого настежь неба, трепет ожидания зари, сладковатый привкус росистого утреннего воздуха.

В общем-то, Валерьяныч был в чем-то прав. Дело это хорошее. Но предупредить можно было.

Мы скатились на грунтовую дорогу и, покачиваясь на кочках и ухабах, неторопливо петляли к парующему впереди большому озеру. Огненная краюха солнца показалась над горизонтом. Туман налился охрой и золотом, и словно отяжелев, толстым одеялом волочился по земле.

Озеро вблизи оказалось еще шире и длинней, чем издалека. Берега густо поросли серебристой осокой и камышом. Тут и там над берегом высились ветвистые ивы. Пару раз над лугом пролетали журавли.

Мы добрались до водоема, и по извилистой накатанной колее двинулись вдоль берега.

— Тут место одно хорошее есть. Чистое, просторное, — заговорил Валерьяныч, крутя баранку. Машина исправно проходила все неровности и ямы. — Караси берут под кило.

Я молчал. Смотрел на великолепие вокруг и молчал.

Наконец, мы выбрались на действительно просторное место с пологим подходом к берегу. Тут можно и машину поставить, и у чистого от тростника берега снасти забросить. Валерьяныч выехал на поросший низкой травой участок, остановился.

— Все, приехали, — кивнул директор, заглушил двигатель и вышел из машины. Я отстегнулся и тоже выбрался наружу.

Валерьяныч, довольный как ребенок, стоял, уперев руки в бока, глядел по сторонам и улыбался. Искренне так улыбался.

Он глубоко втянул ноздрями влажный воздух, с наслаждением выдохнул и живенько двинулся к корме джипа. Открыл багажник и принялся выгружать удочки, спиннинги, подсаки, множество коробочек, и еще невесть чего.

— Ты на что рыбачить будешь? Удочка, спиннинг? — спросил он, громыхая чем-то в багажнике.

— Без разницы, — глухо ответил я и обернулся к водоему.

От озера ощутимо тянуло влагой. Было зябко. Над спокойной, гладкой поверхностью поднимался пар. Кое-где сбрасывалась рыба, оставляя после себя круги на воде. Сладко пахло медуницей, мокрой, росистой землей и озерной водой.

На песчаном берегу, расчищенном от тростника по обе стороны, имелась небольшая вымостка. В воде, чуть поодаль от зарослей осоки и камыша, торчали рогачи из ивовых прутиков. Место тут явно обловленное.

Аркадий Валерьяныч перенес часть снастей ближе к берегу, а затем взялся раскладывать удочки и спиннинги.

— На, — он протянул мне только что настроенное пятиметровое удилище. Я нехотя взял рыболовный снаряд, кисло посмотрел на директора.

— Там черви и опарыш, — он ткнул пальцем в несколько коробочек у груды снастей. — Еще есть перловка и мастырка, прикормка. Короче, ни в чем себе не отказывай.

Он вытер руки о штаны, присел на корточки, открыл одну из коробок, выудил оттуда червя и принялся наживлять. Затем подошел к берегу, аккуратно забросил снасть под тростник, поставил на рогач, и пошел налаживать вторую удочку.

Я подошел к контейнерам с наживкой, открыл одну из пластиковых баночек с крышкой. Там копошились жирные опарыши. Белые черви беспрерывно двигались и извивались. Я острожно взял парочку, насадил на ключок и пошел к воде. Забросил удочку, по примеру Валерьяныча, ближе к темно-зеленым палитрам кувшинки. В кармане нашлись сигареты и зажигалка, — хорошо, что не вынул вчера, — в пачке оставалось три сигареты. Ну, хоть что-то. Я закурил и присел на корточки, глядя на свой ярко-красный поплавок.

Сзади послышался шорох шагов по траве. Я обернулся.

— Держи. — Шеф держал в руках два складных стульчика. Один тянул мне. Я благодарно кивнул. — Кофе будешь? — спросил он и чуть улыбнулся.

— Буду, — сказал я.

Валерьяныч кивнул, сходил к машине, открыл заднюю дверь, достал сумку, расстегнул молнию и вынул объемистый серебристый термос.

Он принес его мне и молча пошел возиться со снастями.

Я разложил стул, сел, свинтил крышку термоса, отщелкнул заглушку и налил душистый, парующий кофеек в чашку-колпак. Хлебнул. Хоть и с сахаром, но горячий, натуральный, бодрящий. Самое то.

Я затянулся сигаретой, забросил ногу на ногу и сделал глоток кофе. Солнце поднималось, у поверхности озера все чаще резвилась рыба. В подлеске неподалеку и в зарослях по берегу, перепевались птицы. Свежо, тихо, легко и спокойно. Кофе, стульчик, сигарета. Удочка с опарышом.

Словом, умиротворение и дзен постиг в миг я тот.

Валерьяныч забросил четыре длиннющих удилища, уселся на стул и сложив руки, уставился на поплавки.