Жил-был один писатель… Воспоминания друзей об Эдуарде Успенском

Вообще Успенский однажды сильно меня удивил, сказав, что он работает только два часа в сутки и пишет за это время две страницы текста. НО! Во-первых, включая выходные и праздники. И во-вторых, если он какой-то день пропускает, значит на следующий должен написать четыре страницы. Пропускает два дня – шесть страниц и т. д. Казалось бы, не слишком напряжённый график, не очень-то загружает себя работой писатель. Но умножим эти две страницы на число дней в году… Семьсот тридцать страниц!!! Это парочка полновесных романов! И с десяток детских книжек! А что же остальное время? Нет, наш perpetuum mobile не привык работать вхолостую.

То он скандалит в музыкальной редакции Центрального ТВ, потому что там не принимают замечательную музыку композитора (по-моему Б. Савельева) только потому, что тот не является членом Союза композиторов, то встречается с «гаванистами» – теми, кто выступает в его еженедельной радиопередаче «В нашу гавань заходили корабли», то с режиссёром обсуждает сценарий очередного мультфильма, то проводит встречу с ребятами-читателями…

* * *

Как же жаль, что правы учёные. Вечного двигателя действительно не существует. А как жаль…

Виктор Усков Не останавливаться на достигнутом!

В творческую мастерскую Эдуарда Успенского на улице Усачёва меня привёл Юра Коваль. Они тогда стали товарищами по несчастью: обоим запретили выход книг. Сегодняшнему поколению не понять, как это можно запретить детскую книжку. У Юры это был «Недопёсок», а что запретили у Эдика, не помню. Он создал штаб по борьбе с чиновниками. По-моему, тогда это было главным в его деятельности.

Секретарь Успенского Анатолий спускался в магазин, приносил кусок свинины (с продуктами в те годы было туговато, но у Эдика даже в магазине имелись «связи»). Мясо отваривали, это была основная закуска, и за столом решалось, к какому чиновнику пойти, куда какое письмо написать. Главным борцом был Успенский. Коваль ничего этого не понимал, но зато за него могли заступиться многие в Союзе писателей, его все любили.

Юра рассказывал, как Эдик заходил к чиновникам. Он с порога объявлял, что дважды выдвигался на премию Ленинского комсомола, и звучало это так, что к ним пришёл дважды Герой Советского Союза. Перед его напором, энергией никто не мог устоять.

Правда, единение Успенского и Коваля продлилось недолго: вмешалось то, что называется «шерше ля фам». Не буду вдаваться в подробности, но Эдик посчитал, что Коваль – предатель. Он и так-то всегда завидовал Юре: рост, глаза, гитара, песни… И хотя речь шла о случайной, фактически мимолётной, знакомой, успокоить его было невозможно: он обещал всех уничтожить. Юра включил «тяжёлую артиллерию»: на переговоры поехали скульпторы Силис и Лемпорт, люди, уважаемые в мире искусства, но и им не удалось спасти «Союз двух писателей».

Спустя несколько лет Коваль и Успенский встретились и весь вечер ездили на Эдикиной машине по Москве, разговаривая о детской литературе. Мир был восстановлен.

Эдик увидел мои фотографии и предложил работать вместе. У него бывали финны, канадцы, он на них «проверил» мои работы. Особый успех имело фото Юры с лосем.

Успенский был невысок ростом, и – представьте себе огромный стадион и в центре Эдик с большой куклой Чебурашки. Моей задачей было сделать так, что Успенский – главный герой. Он не сомневался, что я это сделаю, но предупредил, что если мы будем работать, то придётся забыть, что такое день, что такое ночь. Эдик уже тогда серьёзно задумывался о своей рекламе.

В доме Успенского целая стена была завешена моими фотографиями с выступления его и Юры. Как-то мне понадобилась одна из них, а я не мог найти плёнку. Попросил у Эдика на время снимок, чтобы перепечатать. А он отвечает: «Да что ты! Жена все мои фотографии порвала».

Успенский поделился со мной сокровенной мечтой: создать такой Букварь, чтобы его взял в руки ребёнок, не умеющий читать (например, какой-нибудь пастушок), а закрыв его, уже умел бы. Без учителей, без родителей, самостоятельно, просто по картинкам.

Незадолго до этого разговора мы с Юрой вернулись из поездки по Северному Уралу, поднимались на хребет Чувал и познакомились с оленеводами, живущими там вместе со стадами. И я представил себе именно их детей, кочующих со стадом оленей, которых Эдик научит читать.

Букварь такой Успенский не создал, но идею, которую хотел заложить в него, он пронёс через всю жизнь и в значительной степени реализовал: это и «Радионяня», и «АБВГДейка», и масса его книг. Он старался помочь ребёнку войти в мир, разобраться в нём, причём именно – самостоятельно, без наставников и указаний, что и как делать.

При всей своей импульсивности, как бы непредсказуемости, Успенский никогда не терял контроля над собой и ситуацией. Вот только один пример.