Жил-был один писатель… Воспоминания друзей об Эдуарде Успенском

В связи с «Простоквашино» у меня появился ещё одни повод для регулярных встреч с Эдиком. Для журнала нужны были фотографии: в каждый номер – новая. Я приезжал к нему на съёмку. Он был готов делать всё что угодно: залезал на забор, на лестницу, переодевался сколько угодно раз. Дом его был полон живности: собаки, попугаи, куры, сорока, ворон, галка. Однажды я предложил снять фотографию с попугаем на плече. Эдик взял карандаш и протянул попугаю. Тот его мгновенно перекусил. «Видал? И с пальцем будет то же самое». В результате фотографию я смонтировал из двух кадров, сняв отдельно Успенского, отдельно – попугая. Кстати, на очередном юбилее именно эту фотографию увеличили и поставили на сцене – лицо на ней было больше, чем сам юбиляр.

Когда я приезжал к Успенскому, мы после съёмки гуляли по окрестностям. В Переделкино заходили на дачу Чуковского. Туда автобусами привозили детей. Едва они видели Эдуарда Николаевича, как просили его выступить. Он никогда не отказывался. После нескольких вступительных слов начинал провоцировать: «Давайте петь частушки, давайте рассказывать анекдоты!» Это меня всегда напрягало: вдруг сейчас встанет «Вовочка» и мы получим полный комплект неприятностей, но его контроль над детьми был удивительный: дети его беспрекословно слушались.

Когда у нас в стране появились Барби и другие зарубежные игрушки и персонажи, в «Самоваре» придумали – в качестве ответа на это – фестиваль русской сказки. Его проводили в Суздале, в фестивале принимал участие весь город: шились костюмы, по улице ехала печка с Емелей, скакали тройки, шагали богатыри – такое фестивальное шествие. В центре города проходил главный концерт с участием ведущих актёров, разных знаменитостей.

На второй или третий фестиваль пригласили Успенского. Я спрашиваю: «Эдик, что ты будешь делать на фестивале? Что ты придумал?» А он отвечает: «Нечего придумывать. Меня посадят в президиум, я должен сидеть и надувать щёки». И во что это вылилось? Он посидел-посидел в президиуме и не усидел: тут же начал включаться во всё – в награждение детей, в выбор лучшего костюма… Конечно, он не мог просто присутствовать, роль свадебного генерала была не для него.

Не могу не затронуть ещё одну тему. Она постоянно муссируется и, думаю, не следует делать вид, что этого нет. Это тема финансовых взаимоотношений Успенского и художников. Я оказался и на той, и на другой стороне, поэтому могу быть достаточно объективным.

Эдик предложил мне как члену Союза художников и Союза журналистов подписать письмо для суда. Он объяснил, что ищет заказы, нанимает юристов, а если договор международный, то ещё и переводчиков. А по договору художнику нужно отдавать половину от суммы договора. Это, считал Успенский, несправедливо, так как он затрачивает больше сил и энергии на получение этих денег, и он предлагает художникам 25 %. И, кстати, Шер с ним уже подписал такой договор. Согласился со справедливостью такого решения и я, поскольку, очевидно, что без этой деятельности Успенского художники, в массе своей не такие деловые, вряд ли получили бы хоть что-то.

Хочу немного сказать о Шере, с которым я дружил и много работал в журнале «Простоквашино». Мы делали совместные обложки. Это была одна из «фишек» журнала, которым руководил Эдик. Я снимал «фотографии-пустышки»: поляну, деревенский пейзаж, берег реки, причём в разное время года и с такой композицией, чтобы на этом фоне можно было поместить героев журнала: дядю Фёдора, кота, пса и других. Получались совершенно живые обложки, поскольку на рисунках Аркадия герои всегда имели определённое состояние, настроение, да и сами изображения были полны тепла и большого юмора

Когда Успенский заболел, я предложил Шеру сделать по этому же принципу серию его портретов с нарисованными героями Простоквашино. Получилась серия из десяти фотографий: автор со своими героями. Я включил эти фотографии в альбом, который подготовил и вручил Эдуарду Николаевичу вместе с альбомом Николая Андреевича Силиса.

О том, как эта тема «горяча», говорит хотя бы такой эпизод.

На юбилее замечательного художника Аркадия Шера Эдик провёл буквально несколько минут: пришёл, поздравил, вручил подарок и исчез. Когда я обратил на это внимание Норштейна, то Юра (а он известный правдоруб) так и вскинулся: «Где он? Я сейчас ему всё скажу!» То есть даже на празднике люди не могли успокоиться, и, наверно, Успенский правильно поступил, что не дал разгореться неуместному разговору.

В завершение финансово-юридической темы – один эпизод, в котором, как в капле воды, отразилось то, что тяжба никому не пошла на пользу.