На своё сорокалетие он собрал в ресторане ЦДРИ большую компанию друзей: Виктор Чижиков, Коля Устинов, Юра Коваль… – милые сердцу люди. Конечно, началось братание, все обнимались, объяснялись в любви… Подхожу к юбиляру: он совершенно трезв! Я спрашиваю: «Почему? – Нельзя, Витя, надо всё проверить». И я увидел в его руках калькулятор. Он проверял счёт. Это была для меня первая встреча с электронно-вычислительной техникой и открытие новой грани в характере Успенского. Он был компанейским человеком, не чуждым и выпивке (когда во время съёмки я видел, что он «скис», проблему решали «25 граммов коньячку»). Но когда нужно, умел сдерживать себя.
Мы с Ковалём ездили на Ципину гору, где у него был дом, и часто выбирали маршрут через деревню, в которой жили Успенский, Устинов и Чижиков. Мы у них останавливались, эти вечера невозможно забыть: они были удивительные рассказчики.
Вот одна из историй Чижикова.
Он получил заказ на оформление книги и решил работать в деревне. Взял в Переславле такси до Троицкого, а когда выходил, забыл рукопись в машине. Катастрофа! Как сообщить о потере рукописи?
Но тут в деревню приезжает Эдик, узнаёт о несчастье Виктора и начинает обзвон. А мобильных, между прочим, тогда не было. Поднял на ноги весь Переславль, и через день рукопись нашлась!
Эдик всегда был готов прийти на помощь. Юра сказал ему, что мы собираемся в путешествие. И он тут же вызвался нас отвезти: мы ещё были «безлошадными», а он уже обзавёлся «Жигульком». Дорога дальняя, Успенский пригласил соседа-таксиста. Пользуясь случаем, мы прихватили не только необходимое, но и кое-что в хозяйство. Хоть с нами и была «самая лёгкая лодка в мире», но и – этюдник, краски, холсты, ружьё, удочки, фотоаппаратура – машину явно перегрузили.
Путешествие началось весело, едем, травим анекдоты. В районе Переславля лопнула первая шина, да так, что ремонту не подлежала. Поставили запаску. Перед Ярославлем полетело второе колесо. Запаски нет – в покрышку набили траву, кое-как доковыляли до города. А резины тогда днём с огнём было не сыскать. Но только не Эдуарду Николаевичу Успенскому. Он смог не только найти в Ярославле обладателя свободных покрышек, но и уговорить его продать нам две – с условием, что потом мы достанем пару в Москве и отдадим. Так сработал авторитет писателя. Кто именно «доставал» – думаю, объяснять не нужно.
Вечером доехали до протоки. Подниматься в гору было невозможно, потому что дороги как таковой тогда ещё не было. Разбили палатку, костёр разожгли, повечеряли. Угомонились на рассвете, поспали несколько часов. Рядом Кирилло-Белозёрский монастырь, в Ферапонтово нас ждал Валентин Иванович Вьюшин, хранитель фресок Дионисия (он спас их во время войны: хотели в соборе картошку хранить, но он вышел с ружьём и не позволил, а ведь это было неподчинение в военное время, очень рискованно). Предлагали Успенскому поехать с нами, однако он уже был на взводе: Москва, дела… Так и уехал. То есть он проделал весь этот путь не ради какого-то интереса, чтобы что-то посмотреть, хотя бы просто проветриться, нет, он именно бросил всё, чтобы помочь друзьям, и как только мы перестали нуждаться в его помощи, вернулся.
Говорят, Успенский был неуживчивым. Затеет какое-то дело, а потом бросит, поссорится с участниками своего же проекта. Так было и с «Радионяней», и с «Самоваром», и в других случаях. Но из чего эта неуживчивость произрастала? Он терпеть не мог, когда всё успокаивалось, шло, что называется, по накатанной. Он никогда не останавливался на достигнутом. У Высоцкого есть песня про колею. Это как раз то, что ненавидел Эдик. Дело «входило в свою колею», шло по проторенной дорожке, а он всё время хотел что-то улучшать. Порой это даже не было улучшением, но для него главным было что-то менять, куда-то двигаться.
Одна такая история развернулась на моих глазах.
Когда возник журнал «Простоквашино», его первый редактор Дима Рогожкин пригласил меня помогать ему с фотографиями, он придумал рубрики, в том числе – «Щёлк-урок», где я учил детей не только технике съёмки, но и пониманию того, в чём смысл фотографии, зачем снимать. Эдик в ту пору был увлечён программой «В нашу гавань…» и журнал только просматривал.
Всё шло хорошо: шеф-редактору журнал нравился, время от времени он звонил и говорил, что мы здорово сделали материал, что надо и дальше именно так продолжать. Однако я предупреждал Диму, что он долго с Успенским не проработает. Он мне не верил. Но прошло время, в «Гавани» образовался перерыв, и Эдик взялся за журнал: надо делать лучший журнал в мире! И тут-то мой прогноз оправдался. Главное – меняться!
Кстати, для обновлённого журнала Успенский придумал слоган: «Журнал на вырост!» Новый редактор Миша Першин рассказывал мне, какое раздражение это вызвало в издательстве: мол, что это такое, как будто одежда не по размеру, и прочее в этом же духе. Они не понимали, что Успенский всё делает «на вырост»: сегодня ребёнок чего-то не поймёт – поймёт завтра, нужно не приспосабливаться к его нынешнему пониманию, а вести вперёд.