Жил-был один писатель… Воспоминания друзей об Эдуарде Успенском

– Глубокоуважаемый глубокопродавец,
Продайте мне, пожалуйста, глубокоогурец!
Мы все после обеда на огурце сидим,
И он мне, понимаете, весьма необходим.

– Глубокоуважаемый глубокопокупатель,

Мы продаём диваны, серванты и кровати.
Быть может, вы ошиблись, глубокогражданин,
И забрались глубоко не в этот магазин.

– Глубокоуважаемый глубокопродавец,

Ведь я же иностранец, поймите, наконец.
У нас у иностранцев, так завелось отцами:
Диваны и серванты зовутся огурцами.

– Глубокоуважаемый глубокоиностранец,

Наверно, вы китаец или американец,
Поскольку среди наших обычных молодцов
Я не встречал ни разу подобных огурцов.

– Глубокоуважаемый глубокопродаватель,

Я спорить с вами два часа совсем не собиратель.
Я подобрал вот этот пружинный огурец
И вы его на крышу поставьте, наконец.

– Глубокоуважаемый, да что же я, балбес?

Да чтобы я на крышу с диванчиком полез!!!
И хоть себя я чувствую отменным молодцом…
Да я свалюсь оттуда и вместе с огурцом.

– Глубокоуважаемый, я вам хочу сказать,

Что вам совсем не надо на крышу залезать.
И недоразумение рассеется как миг:
У нас обычно крышею зовётся грузовик.

– Глубокоуважаемый глубокоиностран,

Прошу вас: забирайте скорее ваш диван.
И чтобы я вас видел у нас в последний раз.
А то возьму я гирю и гирей тресну вас.

Он был весьма расстроен, а покупатель рад.

У них обычно гирею зовётся шоколад.

Это стихотворение поразительно совпадает с одной из лингвистических сказок Эжена Ионеско, в которой отец заставляет свою маленькую дочку Жозетту играть в слова, объясняя ей «правильные» значения слов. «Стул это окно. Окно это ручка с пером. Подушка это хлеб. Хлеб это коврик перед кроватью. Ноги это уши. Руки это ноги. Голова это зад. Зад это голова. Глаза это пальцы. Пальцы это глаза».

И вот Жозетта говорит, как её научил папа. Она рассказывает: «смотрю в стул и откусываю подушку. Открываю стену и иду на ушах. У меня десять глаз, чтобы ходить, и два пальца, чтобы смотреть. Я сажусь головой на пол. А задом на потолок. Когда я ела музыкальную шкатулку, я намазывала варенье на коврик перед кроватью, и было очень вкусно. Папочка, возьми окно и нарисуй мне картинки!»

Вот какие глупости говорит Жозетта (как говорит мама Жозетты), – а на самом деле не такие уж это «глупости»: это истории про то, как язык, повседневная речь может стать источником не просто познавательной игры, но и вполне серьёзного узнавания жизни.

Произведения Эдуарда Успенского обогащены интертекстуальностью – то в них читается подспудная полемика, то скрытый диалог с кем-нибудь из предшественников, то цитата, то перекличка с известными стихами. Мир взрослых Успенского – это мир весёлых и умных, простодушных и подначивающих друг друга детей: в этом своеобразие его прозы и обаяние стихов.

На одном из осенних «костров Чуковского» в Переделкино Эдуард Николаевич подарил мне книгу Ханну Мякеля «Эдик» – подробные воспоминания финского писателя о его русском друге и переводчике – с надписью: «Одному из патриархов от просто проповедника». Надеюсь, ироническое «патриарх» и смиренное «проповедник» в равной степени относились к тому пласту ассоциаций, за которыми угадывается пространство детской литературы. Пестовать фантазию и при этом крепко стоять на почве реальной действительности – к этому призывало проповедничество «живого Успенского».

Михаил Мокиенко Учитель

Наша первая встреча произошла почти сорок лет назад в новогодние каникулы. В Ленинграде (тогда так назывался наш город) в Доме культуры имени Горького мы играли спектакль по пьесе Эдуарда Успенского и Александра Курляндского «Отпуск деда Мороза», я играл роль деда Мороза. Это была удивительная пьеса, необычная и весёлая.