Жил-был один писатель… Воспоминания друзей об Эдуарде Успенском

Почитываю «Гарантийных человечков». Эта опубликованная по-русски в 1975 году книга (перевод на финский Мартти Анхавы вышел в 1978 году) ничуть не хуже «Крокодила Гены» или «Дяди Фёдора». Исходное место действия произведения – интересное: внутри каждого предмета живёт маленький гарантийный человечек, который ремонтирует часы, радиоприемник, пылесос, холодильник или же какую-нибудь другую штуковину, пока гарантийный срок не истёк. Только тогда он едет обратно на завод ждать новой командировки.

Уже один только мир человечков забавляет ребёнка и взрослого; да и – почему бы нет – война с мышами и причины и последствия войны. И даже достижение мира: необходимость мира для жизни.

Каким же красивым и забавным русским языком Успенский пишет и в «Гарантийных человечках». Описывая часы с кукушкой, Эдуард характеризует отверстие с дверкой, из-за которой появляется кукушка, словами «окошко для кукушки». Хотя я пытаюсь перевести это на финский точно (akkunainen käkäselle), выражение всё-таки не то же самое: пропадает поэзия и аллитерация. И при переводе на другой язык так бывает часто. Даже и в этом пути языков расходятся.

Расходятся, да; а как же я могу расстаться с Эдуардом даже в конце книги, когда я к нему привык. Однако в «Гарантийных человечках» я нахожу размышления человечка, живущего в часах с кукушкой, – Ивана Ивановича Буре о трудности расставания и ответы ему других гарантийных человечков. Расставание могло бы произойти и так:

«– Ну что же, – сказал Буре, – давайте на всякий случай прощаться. Очень я к вам привык. Сдружился за это время. Я теперь как осиротею.

– Ничего, – успокоил его Пылесосин. – Может, кто у вас новый появится. В стиральной, например, машине приедет.

– То ли появится, то ли нет, – возразил Буре. – А потом, пока я к ним привыкну, пока подружусь, как с вами, им уже и уезжать пора.

– Не прав ты, Иван Иванович, – сказал Холодилин. – Почему мы, гарантийные, хорошо на свете живём? Да потому, что мы не привыкаем друг к другу, а сразу ладим. Мы к каждому мастеру подходим так, будто всю жизнь его знали. И не просто знали, а как хорошего человека. Верно, Рессорыч?

– А что? Все путём…»

И гарантийные человечки расстаются затем уже с немного более спокойным чувством: а дорога всё бежала и бежала назад. И становилась всё короче и короче. Всё путём.

Пятое окончание. Наконец последнее

А ничего другого уже не нужно. Теперь уже добрались до финиша, до конечной станции. И я тоже заканчиваю книжку на манер Успенского простым и ясным русским словом:

Конец.

P.S.

А после конца больше ничего не бывает. Разве что опять новое начало и новая книга, до тех пор, насколько хватает пути.

Марина Москвина Хорошо нетемперированный клавир

На киностудии «Экран» режиссёр Ольга Розовская снимала мультфильмы по моим сценариям, и мы никак с ней не могли придумать – то завязку, то развязку, на все сто нам удавался только апофеоз, однако худсовет артачился, и Эдуард Николаевич, царивший на студии, благородно предложил подставить нам дружеское плечо, устроив мозговой штурм.

Розовская – красавица, умница, жена обаятельнейшего Бори Ардова, художника-постановщика, сына писателя Виктора Ардова, младшего брата артиста Алексея Баталова, пригласила Успенского в их легендарный гостеприимный дом на Большой Ордынке, где в своё время у мамы Бориса, актрисы Нины Ольшевской, останавливалась в Москве Анна Ахматова.

В преддверии Успенского мы кинулись с Ольгой подметать квартиру, мыть плиту от убежавшего кофе и сковороду, на которой, не переставая, жарилась яичница («Яичницу разбить?» – спрашивала Ольга, заслышав чьи-то шаги в коридоре, ещё неведомо чьи).

В назначенный час мы огляделись, и Ольга спросила:

– Ну как? Мы достаточно всё отчистили, чтобы сказать: «Ой, извините, Эдуард Николаевич, у нас не убрано?»

Тут прозвенел звонок и явился Успенский.

Стоит ли говорить, что он клокотал, пламенел, с вулканической щедростью закидывал нас идеями, всё перелопатил, перевернул с ног на голову, если там и был какой-то смысл, он его похерил, а на его месте посеял новые семена, придающие остроту и загадочность моему поверженному сюжету.

Непритязательное название «Качели» он решительно отмёл, отныне мой сценарий стал называться: «Корабль пустыни», откуда ни возьмись, появился детективный элемент, и мы, наконец, обзавелись развязкой, пускай не проливающей свет на происшествие, а только затуманивающей его, неважно – Мастер одарил нас роскошью человеческого общения, отчаянием и надеждой.

А главное, с его лёгкой руки моментально начались съёмки, и, если кто-то из почитателей абсурдного кино ещё не видел плода наших раздумий – загадочный и непостижимый мультфильм «Корабль пустыни» 1986 года – советую немедленно восполнить этот пробел!