Жил-был один писатель… Воспоминания друзей об Эдуарде Успенском

Когда Успенский сказал, что раньше он в Финляндии был популярней Туве Янссон (создательницы знаменитых муми-троллей), я не очень поверил. Но оказавшись вскоре в Финляндии, с удивлением обнаружил, что Эдуарда Николаевича там действительно знают все. Во всяком случае, все, с кем я общался. Знают и любят. В Финляндии перевели многие его книги, знают мультфильмы по его сценариям, а в театрах и сейчас ставятся спектакли по его пьесам. Из двух русских авторов, чьи переводы мне удалось обнаружить в детском отделе главного книжного магазина в Хельсинки, один был Успенский с «Дядей Фёдором», а второй, совершенно неожиданно, Лев Толстой со сказкой про уточку. Вообще, «Дядя Фёдор» – одна из самых любимых книг в Финляндии и переиздаётся постоянно, причём обязательно с рисунками Геннадия Калиновского! Как-то очень хорошо легла эта книга на душу финна, который и сегодня не теряет связи с природой, с животными и, я бы добавил, с тракторами (вспомним про Тр-тр Митю)! Ведь в Финляндии, во всяком случае, в южной части, трудно найти пейзаж, который бы не включал в себя поле с пашущим, сеющим или убирающим урожай трактором.

Успенский и пироги

Когда Эдуард Николаевич переехал в новый дом в деревне под Троицком, я стал реже бывать у него, уж очень далеко и неудобно добираться: приходилось ехать с велосипедом на электричке, а потом семнадцать километров пилить по песчаной обочине рядом с то и дело пролетающими мимо фурами. Только два раза успел я съездить к нему на велосипеде и на второй раз сломал седло. Обратно меня и сломанный велосипед уже вёз Успенский.

С той поры я стал ездить в Троицк с Сергеем Васильевичем Агаповым, который и по сию пору заведует домом-музеем Корнея Чуковского в Переделкино и в отличие от меня является не вело-, но автовладельцем. Эдуард Николаевич много сделал для музея Чуковского, часто выступал на знаменитых «летних» кострах в музее, за что там его любят и ценят.

Маршрут у нас с Агаповым был такой: я на велосипеде приезжал в музей, оттуда мы с Сергеем Васильевичем ехали на машине в Троицк. Там обязательно заворачивали в маленькую пекарню, где выпекались удивительные пироги: с яблоками, с вишней, с сыром, с картошкой и даже, кажется, с рыбой. Сергей Васильевич всегда накупал их много, после чего мы наконец отправлялись к Успенскому и буквально заваливали его этими пирогами. Успенский доставал молоко «Простоквашино», а его чудесный домохозяин-китаец по имени Фан заваривал чай и пёк блины. И начинался пир! Должен сказать, что вкуснее блинов я не ел!

Потом мы шли прогуляться у пруда во дворе, где жили осётры и лягушки. По двору ходил бравый петух в окружении россыпи кур. А перед прудом поднимались высоченные качели, раскачавшись на которых можно было улететь прямо в пруд. С другой стороны пруда стояли кресла, в которых хорошо было сидеть с удочкой и рыбачить. В одном из этих кресел временами сиживал Владимир Войнович, который нередко приезжал к Успенскому, чтобы порыбачить, а потом и съесть с Успенским пойманного осетра. Правда, мы с Войновичем у Успенского не пересекались. Классики предпочитали рыбачить в уединении – только они и осётры!

Но у Эдуарда Николаевича мы не только прохлаждались и пировали, иногда приходилось и поработать, например, перетащить из комнаты в комнату какую-нибудь мебель. А однажды, едва мы сели со своими пирогами за стол, Успенский сообщил, что ему надо съездить поменять на машине «резину».

– Давайте мы поменяем! – вызвался Агапов.

Успенский не отказался. И мы, вместо того чтобы разговаривать о литературе, политике и премии Чуковского, по поводу которой, собственно, и приехали, часа полтора меняли «резину» на машине Успенского. А когда закончили, времени на разговоры уже не осталось, и мы, кое-как отмывшись, откланялись. На прощание Успенский вручил нам наши несъеденные пироги. О премии же Чуковского пришлось договаривать по телефону.

Формула Успенского

Успенский не очень любил и не вполне понимал лирику. Он считал, что главное в произведении для детей – интересный сюжет, созданием которого Эдуард Николаевич владел мастерски. А ещё он сделал удивительный расчёт:

– На каждой странице книги должно быть три гэга. Сделаешь больше, получится перебор, а меньше – будет скучно, дети не станут читать.

Но самая удивительная его формула была такой:

– Нужно придумать бред, попытаться найти в нём внутреннюю логику и на её основе построить сюжет! Так я написал «Меховой интернат».

Способ, безусловно, интересный. Только вот, боюсь, чтобы им воспользоваться, нужно иметь талант Успенского!

В последние годы он, бывало, огорчался, говорил, что не чувствует современных детей. И всё же, как правило, выступления ему удавались. Однажды после поездки в школу он сказал с довольным видом:

– Ты знаешь, а я у них, оказывается, «прикольный писатель»!

Виктор Лунин Эдуард Успенский – поэт, писатель и человек