– С Жаб Жабычем дружит толстый мальчик Вова Новиков. Видишь, что Эдуард Успенский пишет: «Несмотря на свою толстоту, этот мальчик был достаточно разумен». Я взял книгу и убедился, что Вова Новиков действительно не глуп и помогает Жаб Жабычу в трудный для него момент…
Когда же Эдуард Успенский приехал к нам в Ригу, я получил книгу с его автографом.
Успенский, когда приезжал в Латвию, стремился на берег моря. Ещё в семидесятые годы он снимал на лето веранду в рыбацком посёлке Рагациемс, что в переводе с латышского – «Посёлок на мысу». Там он любил слушать рассказы рыбаков-мореходов.
Не отказывался Эдуард Успенский и от выступлений в рижских школах. В таких встречах я тоже принимал участие: рисовал на сцене иллюстрации к стихам Успенского, читал свои. К выступлениям я готовился заранее, порой – репетировал. Однажды мы выступали неделю, в семи школах подряд. И уже после второй встречи Эдуард Николаевич сказал мне:
– Что же это такое? Володя, я не могу с тобой выступать!
– Почему?!
– Да у тебя всё расписано! Что за чем! Надо импровизировать!
– Я репетировал.
– Ты ведь идёшь к друзьям! Какие могут быть репетиции перед встречей с друзьями?! Беседуй с ребятами, смотри за настроением зала – и находи нужное слово, стихотворение, рассказ.
С тех пор я готов к любой встрече с детьми разного возраста – от детсада до десятиклассников.
Я благодарен урокам Эдуарда Николаевича Успенского, тому, что он помог мне поверить в себя. Счастлив, что он считал меня своим учеником.
Станислав Востоков
«Прикольный» писатель
С Успенским я познакомился в 2003 году, на записи телепередачи. Вернее, за несколько дней до неё. Эдуард Николаевич собрал у себя в квартире на улице Александра Невского несколько молодых поэтов, и каждый прочитал по стихотворению, чтобы показать, кто мы, собственно, такие. Среди прочих там оказались Артур Гиваргизов, Ая Эн, Сергей Белорусец и я.
Артур прочитал своё прекрасное: «Болеть мы любим…», Белорусец – смешной стих про мышей, Ая, кажется, про «пилотище», а я – про мух: «Вот не моют руков мухи, и болят у мухов брюхи…». Эдуард Николаевич над моими мухами смеялся.
Всех пришедших пригласили на передачу, и прошла она весело. Эдуард Николаевич то и дело обращался к Гиваргизову – «Гиваргидзе», за что присутствующий там же Андрей Усачёв назвал Эдуарда Николаевича «Иваном Ивановичем».
Успенский хотел показать широкому зрителю, что в нашей стране есть хорошие молодые детские поэты. Но по решению теленачальства передачу показали в выходные, часов в семь утра, когда широкий зритель спит, и потому о нас тогда никто и не узнал.
Через полгода я оказался в Переделкино на первом семинаре молодых детских писателей. Организовал его Сергей Александрович Филатов, а вели Успенский, Остер и многоопытный в этом деле Валерий Михайлович Воскобойников. Был там и наш замечательный Змей Горыныч, наш трёхголовый дракон детской литературной критики: Ксения Молдавская, Мария Порядина и Алексей Копейкин. Дракон «покусывал» Успенского и Остера за их «постсоветские» книги, Остер, превратившись в сказочного богатыря вроде Добрыни Никитича, умело отбивался, а Успенский как бы и не замечал летающего вокруг «дракона». Он, как другой васнецовский богатырь, стоял у придорожного камня и думал о том, по какой дороге пойдёт процесс детской литературы, что ему предстоит: «Богату быть, женату или убиту»? Забегая вперёд, можно с уверенностью сказать, что процесс пошёл по дороге, которая обещала «женату быть», и сейчас у нашей детской литературы приятное женское лицо. И пока она не свернёт в сторону «богату быть», мужчин не прибавится – им семьи кормить надо.
Эдуард Николаевич уже знал, что я успел поработать в нескольких зоопарках, и после одного из семинарских занятий пригласил меня к себе домой посмотреть его животных. Тогда Эдуард Николаевич жил в соседней деревне Переделки и держал, если я не ошибаюсь: сову-неясыть, сороку, кошку, двух собак и моего тёзку – попугая Стаса. В маленьком бассейне во дворе плавали рыбы.
К сове прилетали совы из близлежащего леса, и они хором кричали по ночам. Рыб Эдуард Николаевич вылавливал и готовил. А мой тёзка Стас подражал телефону, и то и дело кричал: «Ира» или «Света» – так зовут дочек Успенского.