Жил-был один писатель… Воспоминания друзей об Эдуарде Успенском

– Вы зря огорчаетесь, – продолжила я разговор. – Рукопись талантлива и нова, вы это и сами знаете. И я – независимо от того, что думаю об этом лично – буду думать, как это издать.

От разговора осталось тягостное впечатление.

Позвонила Наталье Михайловне, знакомой учительнице, которая как раз учила третий класс.

– У меня есть рукопись. Новая. Кто автор – не скажу для чистоты эксперимента. Можете почитать в классе?

– Интересная? Как стихи Олега Григорьева?

– Мне бы хотелось узнать, как на этот вопрос ответят дети.

– Вы хотите присутствовать?

– Да.

– Тогда все первые уроки с восьми тридцати будем читать. Вы сможете освободиться?

– У меня как раз отгул за овощебазу, я его растяну по часу на всю неделю.

Я пришла в школу. У класса Натальи Михайловны меня чуть не сбил с ног бурлящий водоворот третьеклассников. Долго рассаживались. Наконец чтение началось.

Сказать, что они слушали внимательно, значит, вообще ничего не сказать. Они слушали, затаив дыхание. Когда Маша рассказывала свои анекдоты, они съезжали под парты от смеха. Кто-то иногда просил перечитать снова то или другое место. Наталья Михайловна, иногда поддаваясь всеобщей просьбе, повторяла какие-то куски текста по три раза.

На следующий день я опять пришла к восьми тридцати и обнаружила, что у кабинета никого нет. Ни одного третьеклассника. Прозвенел звонок. Но к кабинету так никто и не подошёл. Решив уходить, всё же дернула ручку двери кабинета. Дверь открылась – все ребята тихо-тихо сидели за партами. Наталья Михайловна читала Успенского.

– Мы решили вчера, что сегодня раньше начнём, чтобы больше успеть, – объяснила Наталья Михайловна.

Неделя подходила к концу. У рукописи был потрясающий успех. Главу про «Тихие игры» решили воплотить в жизнь и провести точно такой же классный час, как у Маши Филипенко. Ребята хотели стать сотрудниками Института улучшения.

Инкогнито Успенского было раскрыто. И пока Института улучшения в Питере не создано, решили накопить предложения и выслать Успенскому.

Мне все было ясно. Нет, не про рукопись. Про себя. Моё сознание стало совсем замутнённым. Со мной что-то случилось. Я представила вдруг себя камбалой, сплющенной двенадцатью атмосферами, и как, почувствовав мой страх, Виноградов с Мадам, нацелились в меня острогой. Набрала номер Успенского.

– Эдуард Николаевич?

– Да! – сказал он свое обычное «да».

– Я прочла книгу ещё раз с одним третьим классом. Ребята помогли мне кое-что понять. Я теперь могу сказать, отвечая на ваш вопрос, нравится ли мне ваша книга. Так вот, она мне нравится.

– Да?! – сказал Успенский радостно и удивленно.

[…]

Ольга Муравьёва Жизненные программы Успенского, или Часть моей жизни

Не знаю, почему я это запомнила, но я очень хорошо запомнила, когда Эдуарду Успенскому стукнуло 49! Он приехал в «Малыш», вихрем пронёсся по издательству, забежал в редакцию, бросая в воздух:

– Ольга, привет!

Быстро задал вопросы, быстро получил ответы и унёсся прочь, через две ступеньки, на второй этаж, к руководству издательства. Младший редактор нашей редакции, бессменная Елена Максимовна Куричева, только плечами пожала.

Редактором Эдуарда Николаевича была Цыбина Бианна Петровна. Она часто звонила Успенскому и требовательно говорила в трубку:

– Эдик! Мне нужно с тобой посоветоваться…

Она была человеком импульсивным, творческим, сама писала неплохие стихи и была на ты с Давидом Самойловым, Борисом Заходером, Юрием Яковлевым, Геннадием Снегирёвым, Еленой Благининой, Игорем Холиным, Генрихом Сапгиром, Григорием Остером и многими другими великими писателями нашей страны.

Когда я звонила Эдуарду Николаевичу, представлялась, он часто дразнил меня, делая вид, что не узнаёт или путает с Ириной Муравьевой… Я начинала оправдываться, что, мол, нет, это не Ирина Муравьёва, а всего лишь её однофамилица из редакции художественной литературы издательства «Малыш». Голос Успенского сразу грустнел, будто его хозяин терял интерес к разговору.

На дворе был 1986 год, и Эдуард Николаевич Успенский, уже как признанный классик, приходил в издательство, как к себе домой.

Когда Успенский появился в «Малыше» впервые, ему сказали: «Ваши стихи – это подражание Хармсу». Про Хармса тогда никто ничего не знал, но считалось, что это нечто ужасное. Ну, «подражание так подражание», – решил Эдуард Успенский и долго не возвращался в издательство. И появился там снова через некоторое время только при помощи писателя Юрия Дружкова.

«В те времена печататься было трудно, – писал Успенский в книге «Издательству «Малыш» – 60!», – и каждая публикация расценивалась как победа. Правда, я не знаю, над кем победа, наверное, над советской властью. Она душила всё не идеологическое… У меня получались стихи неспокойные, весёлые и, как правило, сюжетные. Что первое было у меня напечатано в «Малыше» вспомнить не могу, потому что это были крошечные маленькие книжечки на одно-два стихотворения. Что-то такого типа:

Живой уголок