Жиль Делёз и Феликс Гваттари. Перекрестная биография

Делёз изучал также и проклятую литературу. Можно вместе с Раймоном Беллуром отметить необыкновенную близость между Делёзом и Анри Мишо[1838]. Раймон Беллур в своем предисловии представляет поэта как «разновидность множественностей»[1839], составленных из сильных впечатлений, например, когда он был врачом или матросом, прежде чем стать писателем, поставившим себе цель передать этот опыт и его аффекты в своем письме или живописи. Согласно Беллуру, который в данном случае повторяет делезовское определение настоящего писателя, Мишо заставил «язык заикаться». Его фрагментарность, потоки, размеченные купюрами, представляются наиболее точным литературным отражением философской проблематики Делёза: «Писать – значит отвечать. Делать из языка, понимаемого как часть чувственного, место реакции на чувственное, на его многочисленные случайности»[1840]. Поиски Мишо в данном случае в некоторой степени сближаются с поисками сюрреалистов, с которыми он, однако, порвал: задача состояла в том, чтобы исследовать мышление через письмо или живопись.

Как отмечает Беллур, Делёз воспроизводит в своей книге о Фуко сразу три названия из Мишо, упоминая одно за другим «пространство внутреннего», «далекое внутреннее» и «жизнь в складке»[1841]. Подписывая «Различие и повторение» для Мишо, Делёз написал: «Вы сумели сказать о шизофрении намного лучше и больше того, что когда-либо было сказано, и всего на нескольких страницах: это великие испытания мышления»[1842]. Мишо – писатель, чаще всего цитируемый в работе «Что такое философия?», отмечает Беллур[1843] В ключевой главе книги о плане имманентности он упоминается в конце линии, начинающейся с Эпикура и проходящей через Спинозу, чтобы указать на то, что проблема мышления – вопрос бесконечной скорости. После этого он упоминается вместе с Бланшо и Фуко в связи с оксюмороном «интимность как Внешнее». Особый статус, приписываемый Мишо, как считает Беллур, связан с двусмысленным положением этого писателя, являющегося еще и философом, а также с литературным статусом философии, как ее понимает Делёз, использующий Мишо для того, чтобы набросать ряд философских тезисов. Эту исключительную близость подчеркивает и Анн Сованьярг, которая видит в ней общую для них обоих попытку уловить жизненные силы и аффекты, равно как и желание высвободить сингулярности[1844].

Мишо стоит на стыке литературы и изобразительного искусства, и его творчество становится для Делёза предметом интенсивных размышлений. С художником Жераром Фроманже Делёз познакомился в 1971 году при странных обстоятельствах. Фроманже закончил серию картин, и галерист Карл Флинкер пообещал ему устроить выставку. Но потом Флинкер замолчал, и Фроманже решил явиться к нему без приглашения. Он пришел на улицу Турнон, возле Сената, прошел через экспозицию на первом этаже, поднялся на второй, где находился кабинет Флинкера. Тот представил ему руководительницу галереи, некую Фанни, в присутствии которой и произошла стычка между галеристом и художником. Флинкер объяснял свое молчание страхом – он боялся левацкого окружения Фроманже, выборного представителя ассоциации по меньшей мере трехсот художников: «Он сказал мне: „Боюсь, что вы забросаете мою галерею коктейлями Молотова. Это будет бесконечная генеральная ассамблея днем и ночью, у меня нет на это времени“, а затем добавил: „Ты-то очень милый, мне нужно подумать“»[1845]. Фроманже встал, показав, что понял его мысль. Вместе с незнакомой ему женщиной, которая присутствовала при ссоре, стоя на пороге, он зашел в бистро напротив. Там она рассказала ему, что поражена жестокостью отношений между торговцами искусством и молодыми художниками: «Она сказала мне, что для нее это невыносимо, и добавила, что ее мужу нравится то, что я делаю, и пригласила меня в гости. Я спросил, чем занимается муж, и она ответила: „Он преподаватель философии, пишет книги, философ“»[1846]. В тот же вечер Фроманже оказался на ужине с Делёзом, очень польщенный интересом, который тот проявил к его творчеству.