Вернувшись в 1949 году из Германии, где он в Тюбингенском университете прослушал курс философии, Мишель Турнье решает сдавать экзамен на агрегацию через год после своих товарищей, но не попадет в число избранных счастливчиков: у него на всю жизнь сохранится обида на то, что он назовет «гипертрофированным выпускным экзаменом, раздутым, абсурдным, самым бесчестным и гадким институтом в нашем образовании»[358]
. По приезде в Париж он селится вЯ несколько раз бывал у него в комнате, которая особенно пугала меня тем, что в ней не было ни единого сантиметра свободного пространства на стене. У него была целая куча репродукций, пришпиленных к стене, ставни были полуоткрыты. Это было совершенно замкнутое пространство[360]
.Они с Мишелем Турнье довольно часто встречаются с братьями Ланцман, Жаком и Клодом, Сержем Резвани, Франсуа Шатле, Костасом Акселосом. У них есть на острове любимое бистро с очень философским названием «Монада»: группа друзей чувствуют себя под эгидой Лейбница. Турнье и Делёз, чьи комнаты рядом, также часто ходят ужинать в ресторан
Среди нас вдруг появилась худощавая девушка, чей лоб был скрыт длинной темной челкой. Это была Эвелин, сестра Жака. Под копной волос она прятала странное лицо ночной птицы. Маленький крючковатый нос (позднее ей придет фантазия его переделать), очень тонкие, чувственные губы, чуть тяжеловатая челюсть, а главное, сверкнувшие из тени, в которой она пытается их скрыть, огромные глаза цвета голубого бисера, светлые, как залитый солнцем пляж[361]
.