Делёз обладает своего рода естественным авторитетом, не ведется на провокации и потому никогда не выходит из себя. Однажды один ученик крикнул ему «Педик!» из-за длинных ногтей и манерного тона, и он ответил как ни в чем не бывало: «Да, ну и что?» Другой ученик, марксист-«сталинист» по фамилии Фюссман, написал в своей работе по философии, что «профессор философии – прислужник буржуазии, живущий на содержании у капитализма». Делёз вернул ему работу, прочел этот отрывок в классе вслух и прокомментировал: «Сначала я покраснел. Затем побледнел…» Его ученик Франсуа Реньо пришел в восторг, почувствовав, как это было смешно. Чтобы разрядить обстановку, Делёз играл с классом в «изысканный труп». Каждый записывает слово на бумажке, складывает ее и отдает соседу, а Делёз записывает на доске получившееся стихотворение: «Красноватое. Она насладилась большой мухой…»: «Мы были еще школьниками, Делёз комментировал стихотворение на доске, и мы были поражены его комментарием. В то же время это освобождало от необходимости знать, что хотел сказать автор»[385]
. В вопросах сексуальности, которая тогда была табуирована, Делёз проявляет явную смелость. В его курсах постоянно фигурируют Фрейд и психоанализ – редчайший факт для 1955 года. Говоря об отношениях мужчины и женщины, он упоминает о желании «найти сексуального партнера», что очень далеко от сентиментальной идеи великой любви. Что касается гомосексуальности в Древней Греции, то, в отличие от комментариев к Платону в Сорбонне, избегавших этого вопроса, «Делёз в тот момент говорил: „Не надо смущаться. Греческий гомосексуал не имеет ничего общего с тем, о чем вы думаете. В древнегреческом мире это было совершенно нормально. В этом его отличие от мира Пруста, в котором гомосексуальность скрывают“. В те времена никто не решался такое сказать»[386].В 1956 году в личной жизни Делёза наступает поворотный момент. Через Мишеля Турнье он знакомится с галеристом Карлом Флинкером, а через него – с некой Фанни Гранжуан, работающей у модельера Пьера Бальмена. В августе 1956 года она становится его женой. Венчание проходило в базилике в Сен-Леонар-де-Нобла, где находится фамильное имение его молодой супруги: он полюбит работать здесь, в самом центре Лимузена, в родном городе Пулидора. Делёз написал записку своему научному руководителю Морису де Гандийяку: «Это был чудесный праздник. Брак – прекрасное состояние, пришло время и мне об этом узнать. Под строгим взглядом Фанни Бальмен пошел вразнос. Мадам Алкье поддерживала нас в этом испытании самым замечательным образом»[387]
.Пожив некоторое время в Шампинье в довольно мрачной муниципальной квартире, Делёз с женой селятся в 15-м округе Парижа, на улице Морийон, где много лавок старьевщиков, возле бойни – в маленькой квартирке, обставленной семьей Гранжуан. В 1956 году Делёз часто навещает своего научного руководителя Мориса де Гандийяка и не ограничивается разговорами на философские темы. Он – предмет обожания двух дочерей Гандийяка, которым он рассказывает о странных приключениях некого месье «Кретина», который, по его словам, был его соседом в отеле на набережной Анжу. Юмор уже тогда был одной из отличительных черт Делёза, скорее всего, способом скрывать свои физические и психические страдания.
Глава 6
Искусство портрета
Делёз не раз объяснял свой способ работы и свой путь. Он начал собственную философскую работу с монографий о других авторах. Его творчество принято разделять на два периода: период классических публикаций об авторах, образующих традицию – Юме, Бергсоне, Ницше, Спинозе, – и его самостоятельное творчество, более позднее. Делёз сам предложил такую интерпретацию в «Алфавите», когда сравнил акт философствования с живописью. Как и Ван Гог, начинавший с портретов, чтобы затем взяться за пейзажи, философ должен сначала поставить перед собой задачу вернуть уникальность мыслителям, которые ему предшествовали, чтобы, насытившись и вооружившись мыслью других, погрузиться в личное творчество. Прежде чем стать таким колористом, как Ван Гог или Гоген, философ должен пройти через «бурый цвет, неброские цвета земли»[388]
. И дальше Делёз говорит, предостерегая тех, кто хотел бы обойтись без предварительной стадии: «Требуется именно такая работа по истории философии, эта медлительная скромность. Нужно долго писать портреты» [389].Между тем схема с мирным переходом от первого этапа ко второму оспаривалась самим Делёзом, когда в 1973 он не скупился на грубые слова в адрес истории философии: «Я принадлежу к поколению, к одному из последних поколений, которое в той или иной мере было убито историей философии. […] Многие с этим так и не справились»[390]
.