Жила-была кровь. Кладезь сведений о нашей наследственности и здоровье

Несмотря на эту эволюцию, трансфузиология фактически принадлежит одновременно точной и персонализированной медицине[119]. Конечно, со времен Карла Ландштейнера, первооткрывателя антигенов групп крови, знания о них значительно продвинулись вперед. Специалисты научились составлять карты поверхности наших кровяных клеток. Это позволяет, с одной стороны, расширить знания, чтобы лучше разобраться в физиологии и патофизиологии процессов, происходящих в организме, и найти способы лечения, а с другой — повысить результативность переливания крови, исключить возможность несчастных случаев и неэффективности процедуры. Благодаря картированию были определены семейства, подсемейства, индивидуальные антигены в системах крови и ее группах^{16}. Биологические характеристики и классификация групп крови крайне сложны. То же касается тромбоцитов и лейкоцитов: у всех они разные. Организм может принять эти отличия, а может отторгнуть. Одна из загадок биологии в том, что у каждого человека свое количество антигенов групп крови, их может быть от 10 до 1000 в зависимости от клетки и антигена. Тут как с волосами: у кого-то они густые, у кого-то редкие, но это все равно волосы. Индивидуальная особенность — большое или малое количество антигенов — может упростить или усложнить конкретную трансфузию, однако на полное совпадение крови донора и реципиента рассчитывать не приходится. Такова реальность клинической практики. В конце концов, мы не можем различное сделать сходным, а несовместимое — совместимым. Как уже было сказано, все мы уникальны.

Взвешивать риски

Трансфузиология обязана отвечать трем требованиям одновременно: она должна предоставлять подходящий (лучший) компонент крови в нужный момент и при этом приносить максимально возможную пользу, сводя к минимуму нежелательные побочные эффекты. Для этого необходимо определить, что будет оптимальным при разных показаниях как в медицине общей практики, так и в травматологии, интенсивной терапии и реанимации, а также в неотложной помощи — терапевтической, хирургической или акушерской. Кроме того, врачам нужно знать о продуктах крови, тонкостях их производства и о том, как обеспечивают их безопасность. И если первое споров не вызывает, поскольку и так входит в обязанности работающих с пациентами докторов, то второе до сих пор остается предметом обсуждения: есть мнение (его придерживаются административные органы), что сведения о производстве продуктов крови относятся к области менеджмента и экономики. Однако это не так, ведь речь о медицине, и именно врачам придется справляться с возможными осложнениями, спровоцированными тем или иным сбоем в процессе производства или недостаточной безопасностью препарата.

По сути, все это сводится к постоянной оценке соотношения риск-польза, вернее, польза-риск, к персонализированному и точному применению препаратов крови. В последние десятилетия мы поняли, что нельзя взять и назначить пациенту 400–800 миллилитров крови, просто чтобы «придать ему сил», как это делали долгие годы. Переливание крови — это поддерживающая терапия, дополнение к лечению основного заболевания пациента. И это дополнение может быть нежелательным и даже смертельным из-за физико-химической природы донорской крови и отдельных ее компонентов, столь отличающихся от наших. Не стоит забывать, что при биотерапии — лечении препаратами, изготовленными из живых клеток, — на иммунитет реципиента воздействуют особенности донорской крови. К тому же в ней могут оказаться микробы, безвредные для здорового человека и потенциально опасные для больного.

Но скажем прямо, переливание крови — это мечта, которую медицина воплотила в реальность. И это настоящая удача.

10. Дело о зараженной крови

Казалось, что все отлажено, все под контролем, переливание крови превратилось в рутинную процедуру: его назначали легко, хотя показания к проведению и не были четко прописаны. В медицине господствовал патернализм[120], действия медиков не подвергались сомнению. Ощутимый прогресс наблюдался на всех направлениях, человеку удалось отодвинуть смерть и удлинить жизнь. В медицинских кабинетах царила атмосфера доверия. И вдруг такое: «Я умру не из-за какой-то единичной врачебной ошибки. Моя смерть станет результатом согласованных решений, осознанно принятых в 1983–1985 годах руководителями Национального центра переливания крови (CNTS) и высокопоставленными чиновниками от французского здравоохранения».