Жилец

— Тетя Наталя, я не хочу об этом говорить, они тут болтают всякую ерунду, скажите лучше, что вы хотите купить?

— Божена, я тебя не прошу, чтобы ты передала мне, кто что сказал, мне это не нужно, но очень важно знать, какие о нас идут разговоры, что происходит, почему от нас скрывают, ты пойми, мы здесь живем и нам небезразлично, как к нам люди относятся.

Божена посмотрела на двери и, решившись, тихо сказала:

— Они говорят, что вы наживаетесь на них, якобы даете на копейку, а забираете на рубль. А еще говорят, что вы специально придумали ремонт их жилья, чтобы они еще сильнее зависели от вас. Тетя Наталя, простите, но я больше не хочу об этом говорить, разбирайтесь сами.

Домой Наталья возвращалась, как во сне, не давала покоя фраза: «Даете на копейку, а забираете на рубль». Получается, все, что они сделали для людей, пытаясь от всего сердца помочь, им не нужно? Более того, они восприняли это, как зло. Нет, этого не может быть, здесь что-то не так, наверное, Божена неправильно поняла, она на селе человек новый и местный язык еще не очень хорошо знает, по себе знаю, в первое время половины не понимала. Надо с Ганной поговорить, она тут свой человек, знает своих односельчан. Успокоенная, пришла домой. Еще во дворе услышала громкий плач дочерей.

— Что случилось?

Подбежавшие к ней девочки сквозь слезы одновременно о чем-то говорили. Галя стояла молча, ее лицо выражало досаду.

— Ладно, девочки, я из ваших слов ничего не поняла, давайте так, вы помолчите, а мама Галя расскажет, что случилось.

Девочки замолкли.

— Они играли с Романом, вначале все было мирно, а потом, как часто бывает у детей, начали ссориться, так вот Роман стал их обзывать куркулями и еще сказал, что нас всех скоро выгонят из села поганым веником, а потом прыгал вокруг них и показывал язык. По-моему, последнее сильнее всего на них подействовало, — улыбнулась Галя.

Наталья обняла девочек и прижала к себе, они быстро успокоились и еще с мокрыми от слез глазами, забыв о Романе, со смехом убежали в свою комнату. Наталья задумалась.

— Ну что ты, мама, это же дети, сегодня поссорятся, а завтра помирятся и обо всем забудут.

— Да доченька, это так, но, мне кажется, все гораздо серьезней.

Наталья рассказала о своем походе в магазин, о встрече с односельчанами, о рассказе Божены. Галя задумалась, потом тревожно спросила:

— Мама, а что это значит? А впрочем, что бы это не значило, мне очень неприятно, мы столько для них сделали, многим помогли, никому не отказывали и такая благодарность!

— Не спеши, дочь, тут что-то не так. Придет Ганна, посмотрим, что она скажет, а пока не стоит делать выводы, мы мало что знаем.

Ганна выслушала Наталью, не задав ни единого вопроса, молча сидела и не спешила ответить на ее вопросы: «Что это значит? Что нам теперь делать?» — Наталья смотрела на Ганну, спокойно ожидая ответа, Галя — нетерпеливо. Наконец Ганна тихо заговорила.

— Мы, мольфары, воспринимаем человека, как объединение двух начал — добра и зла, и в зависимости от того, чего в нем больше, такой он и есть, если добра — человек добрый, зла — злой. Ну, если в человеке больше зла, то это плохо, и он для нас плохой человек, все просто и ясно, а вот если в нем больше добра, то он добрый человек и это хорошо?

Наталья и Галя удивленно посмотрели на Ганну.

Ну, конечно, хорошо! — быстро ответила Галя.

— Не торопись! Если вы хорошо подумаете, то поймете, что быть добрым — это тоже часто плохо, но только не сразу заметно.

— Значит, быть плохим — это плохо и быть хорошим — это тоже плохо! А каким же тогда быть хорошо? — удивленно спросила Галя.

— Это правильный вопрос и ответ на него простой: «Хорошо, это когда в человеке добро и зло находятся в равновесии», о таком человеке мы говорим, что он правильный. Мольфары, да и не только они, знают, как неустойчиво это равновесие и как легко его нарушить, причем сделать это можно случайно или специально, а можно необдуманно. Нарушить равновесие, как я уже говорила, можно злом или добром и это необязательно нечто такое, что можно потрогать руками. Можно нарушить словом, а еще чаще советом, люди их так любим давать.