Жилины. История семейства. Книга 1

Всё лето Иван работал наравне со взрослыми. И с сохой ходил, и с тятей бок о бок рожь сеял, и косил. С большой косой ему работать несподручно ещё было, вот тятя у кого-то из соседей небольшую косу, специально для подростков выкованную, и выпросил – пусть сынок к косьбе приобщается. Все неудоби Иван исправно выкосил. Туда взрослые мужики заходить не любили. «Места маловато, разгуляться негде», – оправдывались они, а на самом деле возиться не хотели. Или камней там много, или болотины на каждом шагу, или ещё какая незадача. Батюшка, что было не в его характере, пару раз даже громко, так, чтобы сын услышал, в разговоре с другими мужиками с похвалой о нём отозвался, и что уж совсем удивительно, однажды кошель, Иваном даренный, достал и начал его всем показывать. Вот, мол, сын молодец, какой подарок родному тятеньке сделал.

Лето выдалось жарким, детвора из речки не вылезала, а вот Ивану лишь пару раз удалось вволю покупаться, столько дел он на себя взвалил. Время свободное выдавалось – он ватагу братьев и сестёр, всех, кто твёрдо на земле стоять научился, в лес вёл. С ним матушка всех отпускала, а когда он в поле занят был, в лес лишь две старшие сестры, Софья и Александра, отправлялись. Но они боялись на медведя нарваться – косолапого в то лето в лесу частенько видели. Хоть он на людей не нападал – увидит, повернётся и в сторону уйдёт, – но всё равно как понять, что у дикого зверя в голове творится. Деревенские хорошо знали: медведь, если за человеком и погонится, в поле ни за что не выйдет, поэтому надо сразу же из леса на опушку выбежать. Вот девчата лишь вдоль опушки и ходили.

С Иваном-то уже не так страшно было, он большой, защитить в случае чего сможет. А уж как интересно с ним по лесу ходить! Он же все съедобные грибы и ягоды знал, его покойная бабушка научить успела. Он этой науке и меньших взялся обучать. Да истории всякие при этом рассказывал. Так он ими всех заинтересовал, что вечерами малышня на сеновале устраивалась поудобней, и Иван давай снова сказки да побасёнки рассказывать. Скоро и соседские ребятишки заходить стали. А через некоторое время вся деревня об их забаве прознала. Маменька и то подходила, внизу стояла, слушала, потом спросила как-то:

– И откуда, Иван, ты столько сказок знаешь?

– А я бабушку любил слушать. Она много сказок нам рассказывала, пока жива была, мы с Сонькой и Санькой тогда совсем маленькими были. Она нам сказку расскажет, сама спать пойдёт, а я лежу с закрытыми глазами – так интересней получалось – и себе всё то, что она только что рассказывала, представляю, да многое ещё и сам додумываю. Вот всё это в моей памяти и сохранилось. А потом, когда мы с дядей Тихоном в Жилицы из выходов возвращались и у меня немного времени свободного выдавалось, я книги читал. Знаешь, сколько я книг уже прочитал? Почти все, что у него есть. А дядя Тихон говорит, что это всего ничего, книг на самом деле очень много. Я, когда разбогатею, все деньги на книги буду тратить. Так интересно читать, что умные люди пишут!

– Ой, сын. Дай-то Бог, чтобы всё у тебя получилось, как ты надеешься, – как-то печально сказала матушка и в сторону отошла.

Лапино было маленькой и очень бедной деревушкой, поэтому офени если туда и заходили, то с совсем уж незамысловатым товаром. Такой платок, который Иван своей матушке подарил, был большинству лапинцев не по карману. Однако деревенский староста пришёл к ним в дом и попросил Ивана, чтобы они с Тихоном про Лапино не забывали. Иван даже улыбнулся, услышав его просьбу. Ведь Тихон каждый раз, когда судьба заносила его в эти края, обязательно Лапино посещал.

Как-то к Ивану пришла Марфа, жена Николая-плотника. Родом она была из-под Мстёры, ребёнком в семье была единственным – не успела матушка других детей народить, померла вскоре, как первая дочь на свет появилась. Быстро это случилось, почитай, полгода всего после родов и прошло. Марфа даже вспомнить её лицо не могла, лишь тепло рук да нежность груди – вот и всё, что в памяти осталось. Марфин батюшка был одним из первых в деревне иконописцев. Он и дочку свою любимую пристрастил к этому занятию – научил её всему, что сам знал и умел. Нечаянно это получилось. С малых лет привыкла она часами стоять за спиной батюшки, когда он работал. Вставала так, чтобы он её не видел, не отвлекался от своего дела, а сама секреты его мастерства постигала.

Понял он, что дочь всерьёз живописным делом увлечена, начал ей поручать всякие незначительные детали на заказных парсунах вырисовывать: например, облака на небе или кустики всякие на дальнем плане. К иконам он её не допускал, мала ещё, да у неё и у самой душа к этому не лежала, не успела созреть, наверное. Там ведь всё большое, серьёзное. А она рвалась на маленьком кусочке дерева что-нибудь изобразить. Чаще цветы с ягодами, а то и зверей каких-нибудь невиданных, которых сама выдумала. Такие миниатюрки из-под её рук выходить стали, что батюшка нарадоваться на них не мог.