Жирдяй-2: Экспансия!

— Души здесь нет, — покачал я головой. — Ни одной души. Мы не больше чем цифровые копии в цифровом же воплощении внутри сервера, плывущего в космосе вокруг нашей умершей планеты. Вот мы кто. Разве не так?

— Но я ведь здесь! Я мыслю! Я чувствую! Стало быть, я существую!

— Но душа не твоя, — уперся я. — Она от того тела! И раз есть какая-то программа, алгоритм действия для каждой души, что прописан тысячи лет назад… твоя душа уже в раю. Надеюсь…

— Бесполезно, — вздохнул Хурм и беспомощно развел руками. — Мы уже пытались. До хрипоты. Его не переубедить. Мы ведь логикой и знаниями руководствуемся, а он упор на чувства делает. Не переубедить его.

— Ладно…

— Во всем есть высший умысел, — тихо произнес Оран, и в голосе его прозвучала абсолютная убежденность.

Сдавшись, я кивнул и спросил:

— Не хочешь умирать добровольно, потому что это смертный грех?

— Да.

— Ну так давай кто-нибудь из нас тебе голову исподтишка проломит… ты не соглашайся, просто знай — пора писать мемуары. Опять же не пойми превратно — я просто размышляю вслух.

— Вторая причина — я боюсь, — ужасная голова монстра опустилась ниже. — Я очень боюсь…

— Умирать в игре?

— Умирать… даже здесь.

— М-да… — хмыкнул я. — Сегодня я приобрел чуток новых знаний.

— А еще я верю!

— В бога? Ты говорил.

— Нет! Я верю в исцеление! Просто мы пока не нашли лекарства. Не отыскали противоядия. Но тут надо сильнее стараться. И все получится.

— Предположим, — кивнул я. — Рано или поздно — отыщется. А если это случится лет через тридцать? Ковчег огромен. А система обмена знаниями не отлажена. Может быть в ста километрах от нас есть такие же поселенцы, что регулярно питаются феями, восполняя уровень белка, а затем сжирают какой-нибудь только им известный корешок — и у них не случается даже несварения. Но мы можем об этом не узнать еще годы… Ты извини, что я так горячечно… но я правда не понимаю, почему ты так рискуешь. Давно бы переродился. Тебя бы сразу встретили, привели сюда…

— И я не хочу терять пережитые воспоминания…

— Сдаюсь, — с улыбкой поднял я ладони. — Вопрос о твоей смерти официально закрываем. А?

Дождавшись обреченных кивков, я спросил главное:

— Болезнь прогрессирует?

— Уже нет, — успокоил меня Оран. — Я бы предупредил. Но это я о внешнем виде. Новых крыльев не растет, глаза ярче не становятся.

— А есть другие показатели?

— Мне все тяжелее переносить солнечный свет. Я… начинаю дымиться под прямыми солнечными лучами.

— Прекрасно, — буркнул я. — Это все?

— Пока что все…

— Тогда очень прошу, господа изобретатели и авантюристы… не расскажете вкратце историю поедания феи?

— Расскажем с радостью.

Хурм улыбнулся, но его ревниво перебил рыкающий голос Орана:

— Сам поведаю историю свою… тупую. Кто-нибудь скрутит мне папироску? У нас вроде еще оставался черный корабельный и обрывок старой газеты…

Хурм молча стукнул крышкой небольшого фанерного ящичка, явно служащего хранилищем всяких мелочей у этой удивительной компашки. А Оран, покашляв, постучав себя по груди, изрыгнув с полсотни стрекозиных крыльев, наконец заговорил:

— Все банально. И, как всегда, все случилось в самый мирный момент. Ничто не предвещало… Когда мы определились с тем, чем хотим заниматься — исследовать, выяснять, изобретать — мы установили несколько правил. Непреложных правил. Что-то вроде нашего личного внутреннего кодекса поведения. И одно из этих правил — если у нас есть возможность задержаться, мы никогда не пройдем мимо чего-то непонятного. Увидели нечто необычное? Исследовать! Конечно, со всеми предосторожностями.

— Конечно, — согласился я, разом вспомнив все мои давние и недавние порой безрассудные «исследования».

— Только благодаря одному этому правилу мы нашли способ создать электрофакел и бинокль, — заметила девушка.

— Ага, — поддакнул Турн, усаживаясь на землю рядом со мной. — Тут главное — не торопиться и больше думать.

— Если приходится куда-то лезть, — продолжил Оран, — то мы действуем по очереди. И мой черед пришел, когда Хурм углядел на скалистой стене какое-то посверкивание в ветвях старого гнезда на узком карнизе. Там всего-то было метров пять лезть, но стена сыпкая, так что пришлось мне попотеть. Поднялся, считай, на одних кончиках пальцев.

— С пятой попытки, — хохотнул Хурм, вручая чудовищу папироску и поднося огонек.

— Но поднялся! — обидчиво заметил Оран.

— Ну да, да… рад небось?

— Ну тебя… Поднялся я! Заглянул в гнездо это маленькое и дырявое. А там… бронзовая пчела с пластиковыми крылышками, а на ней фея в красном облегающем комбезе и с пулеметом за спиной. Лежат на боку, задница пчелы наружу торчит — будто они со всего маху влетели в стену гнезда как при ДТП… Ну я…

— Стоп! — поднял я обе руки и, подавшись вперед, забрал тлеющую папироску у Орана, сделал пару торопливых хапов, вернул отраву и только затем сипло спросил: — Кто в гнезде?

— Ну фея же! С крылышками…

— И пулеметом? И комбезом красным?