Жить в эпоху перемен

Не хочу ли я?! Вы подумайте: не хочу ли я? Да я б в уборщицы пошла, пусть меня только научат, где уборщицам платят столько, сколько я на своей торговле имею. А тут пристойная работа, благородное дело, никаких рэкетиров, полное отсутствие ученых, немножко все-таки по специальности и перспектива есть: оборудую шикарный центр, страна упадет в обморок и за ударный труд на стройках капитализма наградит меня многими-многими ответственными, но хорошо оплачиваемыми заказами.

— Да, — твердо ответила ему, — я хочу.

— Тогда завтра к одиннадцати подъезжай на Литейный, это в богоспасаемом ведомстве. В вестибюле я тебя буду ждать. Познакомлю с председателем, еще с кое-какими нужными людьми пообщаемся…

— Ой, — обрадовалась я, вспомнив Петьку, — у меня в этом ведомстве приятель работает!

Сергей насторожился:

— Так что, у тебя там свои люди есть?

Я моментально сообразила, что это плохо, хуже некуда. Уйдет заказ!

— Да как сказать… Он сидит не на Литейном, а в районе…

— А-а, — явно полегчало ему, — мелочевка местная, — и он снисходительно посмотрел на меня: туда же, мол, связями хлестаться! Посмотри, мол, на себя, кто ты есть! Скажи мне, кто ты есть, и я скажу, какие у тебя связи.

— Но ты, естественно, понимаешь, — продолжил он, внимательно изучая пятнышко на потолке, — что жить все хотят.

А что тут не понимать? Я против этого ничего не имею — живите… Отремонтирую и оборудую. Страну — не подведу, а доверие — оправдаю.

— Сумма по договору пойдет на три части: одна — заказчикам в ведомство, одна — мне, одна — тебе.

— Понятно, — ничего не поняла я, — а работы?

— Что работы?

— Так это… Ремонт, оборудование, монтаж?

— Треть у тебя будет. А что, извини меня, ты в три горла жрать собираешься?

В три горла, как вы помните, я не собиралась: нас было четверо. И это не считая мужа!

А с другой стороны, подумала я, катись все к черту! Принципы у меня, видите ли!

Умные люди пасутся себе на тучных бюджетных нивах, а я со своими принципами так и буду поддоны с хлебом таскать! Мешки с сахаром ворочать! Бандитов по подвалам гонять! Все равно бабки у ларьков по семь раз на дню митинги устраивают: я-де спекулянтка и Россию собственноручно продала.

Вот и продам родимую. Раз уж рэкетиров перевоспитывать и налоговая давит — не продохнуть, раз уж на зарплату не прожить, раз уж проще по миру пойти, чем детей выучить, раз уж она, Родина моя, с нами так — то и я с ней посчитаюсь. И буду жить как человек: грести, где можно и нельзя, но осторожно, не зарываясь. Не отрываясь, так сказать, от земли.

— Да что ты, Сережа. Я правила игры понимаю. Все сделаем.

Вечером, стряпая обед на завтра, решая средней задачки по физике и замачивая белье, я изничтожала свои нравственные принципы.

Принципы, то жалобно попискивая, то грозно ворча, стойко сопротивлялись. Особенно неистовствовал самый старший, Красть Грешно. Переругалась я с ним в пух и прах, приводила все мыслимые доводы и факты, даже поплакать пришлось, чтобы разжалобить, но он уперся как баран, не желая покидать насиженное место. В конце концов я сделала вид, что сдалась, пообещав какой-никакой центр построить и проследить, чтобы подростки там обосновались.

После этого взбесилось Честное Слово. Ну детский сад какой-то, правда? Его я задавила логикой, терпеливо объяснив феодальному пережитку, что на честных воду возят всю жизнь, и если я горбатой родилась, то это не значит, что горбатой и помирать должна. Честное Слово, подумав, согласилось, что в этой жизни оно лишнее, и удалилось в намерении сделать себе харакири.

Я перевела дух, но не тут-то было. Выползло на свет Божий слюнявое Милосердие и, наматывая сопли на кулак, взялось плести неискусные интриги. С ним я справилась легко, спросив в лоб: «А моих детей кто пожалеет?» Но, издыхая, оно успело вытянуть совсем уже ветхую Милость К Падшим.

Милость К Падшим, как оказалось, толком никто не призывал уже и не припомнить, с каких времен. Слегка подпятив от беспробудного одиночества, она неубедительно шамкала беззубым ртом, и, называя меня «деточкой», все требовала торжественного вручения швейных машинок малолетним проституткам за счет средств федерального бюджета. Я попыталась втолковать старой перечнице, что обеспечить российских проституток производственным инвентарем не сможет даже зажиточный Сорос, да и не так они просты, чтобы сменить свой честный заработок на швейные гроши. Как же вы циничны, деточка, мягко укорила меня Милость К Падшим из последних сил и вызвала подкрепление.

И оно не замедлило явиться: без спроса и стука ввалилась сладкая парочка, Совесть с Порядочностью. С ними совсем тяжко пришлось. Навалились они на меня с двух сторон и как пошли приводить разные случаи из моей собственной жизни! Мучили меня страшно, просто пытка какая-то была, но через полчаса я их все-таки почти прикончила: спросила Порядочность, сделав вид, что мы незнакомы: «А ты кто такая?» — и откровенно рассказала Совести, куда ее теперь все засовывают. «Не может быть!» — ответила нечистая Совесть и, поддерживаемая оскорбленной Порядочностью, поплелась в ванную.