Жить в присутствии Бога

Когда мы, не зная души человека, судим о нем со своей точки зрения, то становимся самыми несправедливыми во вселенной. Это подобно тому, как если бы я требовал от какого-нибудь ребенка поднять такую же тяжесть, какую могу поднять сам. Но я взрослый, а он ребенок. Я не знаю силы, выносливости ближнего, не знаю, в каком он находится состоянии, в особенности когда он сопротивляется. Тот, кто сопротивляется, близок к падению. Как только ты заметишь, что в глазах человека появляется легкое раздражение, что с его уст вот-вот сорвется «нет», немедленно перемени предмет разговора. Если видно, что он устал, подавлен, куда-то спешит, обижен, расстроен, унывает, раздражен, то что бы ты ни сказал ему в это время, что бы ни сделал, он начнет выходить из себя. Так не будь же жестокосердным, иначе ты поставишь его в затруднительное положение.

Но ты мне скажешь: «Откуда мне знать, что у него внутри?» Ты должен помнить непререкаемое правило жизни: у каждого человека свой внутренний мир. Тот, кто создает для ближнего малейшую трудность, даже если он исходит из самых лучших побуждений, — жестокосердный человек [1, 411–412].

Предположим, я увидел, как ты впал в какое-то прегрешение, и внутренне тебя осудил. Конечно, то, что я тебя осудил, — грех. Потом ты приходишь и спрашиваешь мое мнение о своем прегрешении, и я тебе говорю то, что об этом подумал. С этого момента связь между нами разорвана. Это не помощь, не искренность, не честность, не уважение, но полное самодовольства и злорадства раскрытие своих мыслей с целью унизить тебя, чтобы стала явной моя собственная святость. Я должен ответить тебе так, чтобы ты не понял, что я подумал, и не обиделся. Я должен представить твое прегрешение как можно меньшим, чтобы ты имел мужество признаться в тяжести своего греха перед самим собой, или перед духовником, или передо мной.

Все, что может огорчить ближнего, все, что вступает в противоречие с его волей и желанием, становится критерием нашего к нему отношения, нашей честности, искренности, правдивости. Итак, мы должны стать выше всего, что приносит ближнему огорчение, чтобы получить возможность общаться друг с другом [1, 415–416].

Когда человек расширяет круг своего общения и заводит знакомства, тогда он взращивает потребность в том, что не имеет существенного значения для его жизни.

Если ты не можешь жить в мире с окружающими, если ты их не любишь, не вмещаешь в свое сердце, но постоянно жалуешься: «Этот не хорош, другой не обращает на меня внимания, третий не улыбается», — то как ты сможешь устоять? Да, ты расширяешь круг своих знакомств, но при этом ты чувствуешь нужду узнать что-то, что поддержало бы тебя. И потому, как только ты замечаешь, что кто-то осуждает брата, ты тут же подставляешь ухо. Тот, кто замкнут, унывает, не общителен, у кого общительность ложная, кто старается прикрыть свои внутренние трудности, не внимает Богу, — все они находят удовольствие в разговорах, осуждающих истинных подвижников [1, 481].

Будет ли человек молчать, если он не понял, что весь он сплошной порок, что «нет исцеления в плоти его» (см. Пс. 37, 4. 8)? Попроси кого-нибудь не злословить. Что бы ты ему ни сказал, если он не поверит, что он преисполнен греха, его рот не закроется. Воображая, что он нечто, человек обособляется от ближнего и, естественно, обращается против него. Но если он знает, что сам он сплошной грех, то уже не может осуждать своего ближнего как грешника: он сострадает ему, сострадая самому себе.

Почему люди постоянно злословят ближних, даже после того, как они тысячу раз решались перестать злословить? Потому что они не считают, что сами живут в грехе. Между каторжниками и бандитами — любовь и сотрудничество, потому что они знают, что «осуждены на то же» (см. Лк. 23, 40). А я бью ближнего, не желаю вместе с ним трудиться, смотрю на него свысока, отталкиваю его своим злословием, поношу его, потому что не ощущаю, что я с ним одно. Так что для того, чтобы рот мой закрылся, мне нужно поверить, что и я грешник [1, 504–505].

Недопустимо говорить о третьих лицах

Если кто-то расскажет тебе о недостатке какого-нибудь брата, то ты не осуждай своего брата, потому что осуждение ближнего — это духовная смерть.

Приведем пример. Я иду с кем-то на прогулку, и он рассказывает мне об отсутствующем человеке, что тот не молится или грубо разговаривает. То, что тебе сказано о третьем лице, не рассказывай никому, потому что таким образом ты осудишь отсутствующего, не являясь к тому же свидетелем его проступка, и в таком случае причинишь смерть самому себе.

Осуждение — это смерть. Не имеет никакого значения, осудил ли ты брата правильно или неправильно, верно или ложно, справедливо или несправедливо. Верному совершенно непозволительно говорить о том, что не делает чести другому человеку. Тебе разрешается высказываться только с уважением. В противном случае ты становишься убийцей самого себя.