Жить в присутствии Бога

Пойди к кому-нибудь и скажи ему: «Брат, почему ты опять пустословил?» Ты убедишься: он не чувствует, что пустословие — это грех. Ведь если бы он знал, что это дыхание и действие смерти, то он не стал бы снова грешить. Кто по своей воле вернется в тюрьму, если один раз уже испытал на себе тяжесть железных оков? Если он снова так поступает, то, значит, он не ощущает, что его согрешение — это страшные оковы. Ты говоришь ближнему: «Не делай это, не делай то», а он отвечает: «Я этого не понимаю, не чувствую». Он не чувствует своих оков и умрет с ними, думая, что летает [1, 309].

Мы молимся и жалуемся, что молитва нас не радует. Как ты можешь радоваться, когда ты скован своими грехами? Читаем и говорим: «Я ничего не понял». Где тебе понять? Думаешь, лукавые демоны дадут тебе что-то понять? Ты узник, на тебе и железные оковы, и деревянные колодки. Если бы ты понимал, что читаешь, то твоя душа радовалась бы. Но грешник ощущает только боль [1, 310].

Узник не дает другим советы бежать или бороться, потому что видит, что сам не может ничего сделать. Он не заботится о пище или о чем-то внешнем. Единственное, чего он хочет, — освободиться. Несомненно, вокруг него есть люди, которые полны любви, но этот несчастный от своей печали не может вкусить их любви, понять их доброту, потому что во всем согрешил, потому что весь погружен в грех.

В самом деле, когда человек грешит, он отделяется от ближних и у него появляется чувство, что они его не любят, не нуждаются в нем, не думают о нем, не обращают на него внимания. Подобно тому как язык, потерявший чувство вкуса, не ощущает сладости меда, так и человек греха страдает нечувствием, не воспринимает любовь людей, все понимает и толкует превратно, считая, что все хотят ему зла, что все живут и радуются, а его бросили. И даже если ты прольешь за него кровь, он даст другое толкование твоей любви. Если ты скажешь ему доброе слово, он сочтет, что ты вмешиваешься в его жизнь. Если скажешь ему: «Садись там», он будет считать, что ты его презираешь. Грешный человек живет в оковах своего греха и в страшной темнице своего одиночества.

Когда человек, оказываясь в подобных ситуациях много раз, приходит к выводу о том, что ближние его не любят, ему не помогают, что они в чем-то виноваты, он им не нужен, то совершенно ясно, что он согрешил. Напротив, тот, кто освободился от греха, начинает ощущать, что все его любят, всем он нужен, он чувствует, что все ему родные, ему хочется всех обнять, потому что все исполнены милости к нему. Чем более я освобождаюсь от греха, тем более соединяюсь со всеми. И наоборот, чем больше я грешу, тем больше от всех отделяюсь [1, 311–312].

Если человек осозна́ет, что он грешник, он никогда не будет обращать внимание на то, что говорят другие, никогда не будет судить или противоречить. Если ему скажут что-то плохое, несправедливое, он ничего не ответит. Он никогда не смотрит на то, что говорит ближний. Речи ближнего, как правило, — это смертоносные мечи. Он знает, что только молчание соединяет его с ближним и с Богом [1, 312–313].

Какой человек в своей жизни не грешил? Каждый из нас где-то и в чем-то грешил. Я когда-то пошел в такой-то дом и согрешил. Ты когда-то поехал в такой-то город и согрешил. Мы должны совершенно отсечь поводы к греху и уже не возвращаться в то место, где однажды согрешили. Кролик не побежит туда, где один раз попался. Как же ты идешь туда, где попадался в руки дьяволу? Возвращаться туда, пусть даже ты принял все меры предосторожности, — это все равно что говорить: «Прошу тебя, дьявол, не дай мне уйти просто так». Остерегайся всякой возможности повторить какой бы то ни было грех. Но если ты не избегаешь поводов к греху и пренебрегаешь своим ночным правилом, то непременно попадешь в руки врагов [1, 336–337].

Всякий грех, даже совершаемый телом, берет начало в душе. Грех — это нечто чуждое душе, но когда люди его совершают, он становится с их душой единым целым и отделить его невозможно, как невозможно отделить от наших костей соли, содержащиеся в них. Страсти — это отметины, следы лукавого демона, это кровь, которой нас окропил сатана, вместо Крови, которой приобрел нас Христос.

Чтобы завладеть душой, сатана должен найти в ней свои следы. В противном случае он ничего не может добиться. Приведем пример. Допустим, согрешает тело — в действительности же грех совершается в душе. Тело обнажается — прежде обнажилась душа. Тело ленится — леность, как некий груз, сперва налегла на душу. И может быть, человек покаялся, оплакал свой грех, его беззаконие прощено, но сам грех, демонские следы остаются в его душе до тех пор, пока человек не достигнет очищения и безстрастия. Если же очищения и безстрастия нет, то демон узнает самого себя в душе человека [1, 363–364].