Жить в присутствии Бога

Помысел — это нечто чуждое природе человека, это исхождение ума за пределы самого себя. Ум создан для того, чтобы погружаться в себя и исследовать глубины человеческого существа. Как говорит апостол Павел, кто из человеков знает, что́ в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем (см. 1 Кор. 2, 11)? Ум сотворен также для того, чтобы проникать в неисследимые тайны Святой Троицы, через созерцание, общение с духовным миром. Но вместо всего этого он, предаваясь помыслам, исходит вовне и скитается по вселенной, в чуждом ему мире, блуждает там и сям. Таким образом он растрачивает свои силы, теряет подлинное бытие и живет вдали от своего отечества, как странник в чужой земле.

Но еще хуже, когда ум исходит из внутренней клети для того, чтобы предаваться мечтаниям. Тогда он становится намного более грубым, плотским. Воображение гораздо сильнее, чем просто помыслы, оскверняет человека, так что он теряет тонкую способность проникать в мысленные, умопостигаемые предметы. Человек, погруженный в мечтания, никогда не достигнет цельности своего внутреннего мира и потому не сможет вступить в общение с Богом, Который прост и несложен. Нужно быть простым, чистым, цельным, чтобы приближаться к Богу [3, 160–162].

Как правило, всякий помысел человека бывает порождением его воли и желаний. Чего желает человек, о том он и помышляет, то и воображает, тем и живет и во сне и наяву [3, 163].

Если мы высказываем вслух свой помысел, это означает, что мы соглашаемся с ним. Мы словно подписываемся под ним красными чернилами и прилагаем личную печать [3, 201].

Помысел — это всегда нечто чужеродное. Как глаз не переносит ничего постороннего, так и наш ум не может вмещать ничего постороннего. Если во мне живут помыслы, значит, мой ум ограблен, он не просто осажден, но побежден, так что в меня вошел лукавый. Само то, что во мне есть помыслы, ясно показывает, что я — захваченная, разграбленная и затопленная страна. Но я не соглашаюсь с этим и оправдываю себя тем, что помыслы есть у всех.

Что значит помысел? Если погрузить губку в море, она напитывается водой, так и мой ум напитан помыслами, потому что я погружен в бездну лукавого. Для ума человека чистого помысел — это нечто неестественное, но вместо того, чтобы признать свое реальное состояние, я обманываю себя мыслью, что помыслы есть у всех, об этом и книги говорят.

Приведем еще пример. У меня не получается молиться. Пробую один, два, три раза — у меня ничего не получается, и тогда я разочаровываюсь, а разочарование — это ложь. Разочарование означает, что Бога нет. Но Бог есть.

Но и ложь в обычном понимании этого слова не менее ужасна. В таком случае ложь — это утрата человеческого достоинства, мышления, воли и силы. Ложь показывает, что у человека нет крепости «в суставах», поэтому он не может стоять и падает, то есть ложь обнаруживает полное безволие и безсилие человека [1, 339–340].

Приведем пример. Во время молитвы враг подбрасывает мне помысел богохульства, или блуда, или неверия. Этот помысел — не мое действие, потому что я его не хотел: когда я молился, он в меня попал, как пуля. А значит, я не богохульствовал, не согрешил. Но в чем успех сатаны?

Просто помыслом он не может меня осквернить, потому что помысел чужд мне, это не мое. Я отвечаю за свои, а не за вражеские грехи. Но сатана добился вот чего: он дал дело моему уму, а затем и моей воле. Мой ум теперь взывает: «Господи, прости меня, потому что я безбожник». Как только я это сказал, к этому тут же обратилась и моя воля, оставляя молитву. Она теперь занята тем, чтобы прогнать помысел богохульства или блуда, и в таком случае тут же меняется мое состояние, иным становится исходящее от меня действие, я оставляю безстрастие и весь обращаюсь в страсть, ополчаясь против этого помысла. Результат? Лукавый победил, он дал мне занятие.

Подобно тому, как ты бросаешь под ноги ребенку мячик, а он его хватает и начинает с ним играть, оставляя тебя в покое, и лукавый бросает помысел, не ради самого этого помысла, но для того, чтобы дать нам работу, занять нас. Таким же образом можно понять и все его хитрости, все, что он нам предлагает [1, 510–511].

☾

Об опасности блудного греха

Равенство полов, о котором столько говорится в наше время, осуществимо только при условии правильного церковного взгляда на него. Действительно, нет мужеского пола, ни женского (Гал. 3, 28), но это достижимо только для того, кто не подвержен соблазну, кто уже достиг относительного или даже полного безстрастия, так что он не замечает отличий противоположного пола. Влечение к противоположному полу — одна из самых мучительных страстей. Если мы строго храним себя в чистоте, то мы можем и не отдавать себе отчета, насколько серьезна эта проблема. Тем не менее свидетельства людей, имеющих подобный греховный опыт, нас в этом уверяют.