Жить в присутствии Бога

Человек, находится ли он в храме или в келье, имеет важную миссию. В келье — созерцать славу невидимого Бога, в храме — наслаждаться славой, видимой в церковном собрании, и быть ее причастником. Воистину велико видеть славу Церкви на богослужении, когда служба великолепна, и славу Божию в своей келье, когда великолепно бдение. Но как ты насладишься славой невидимого Бога в келье и как станешь причастником славы Церкви в храме, когда у тебя нет соответствующего расположения? [1, 119–120].

Не совершай поспешно бдение, молитву, четочное правило, не стремись вычитать как можно больше. Не спеши. Нужно исполнять правило в естественном для тебя темпе и соответственно твоим способностям. Я исполняю правило так, ты иначе, другой как-то еще. Не торопись и не делай того, что неестественно для твоей жизни. Совершай правило просто, естественно, искренне. Не заставляй себя спешить и не дави на себя. Расслабься, то есть будь спокоен, находясь пред Богом в естественном для тебя состоянии, потому что, если ты будешь спешить, твое бдение пройдет формально, не станет личной связью с Богом [1, 378].

Человек освящается и закладывает глубокий фундамент для своего бытия во время совершения своего правила, в уединении, когда он объят Божественным веселием. Когда истина встречается с праведностью (см. Пс. 84, 11–14), когда мое состояние истинно и оно встречает оправдывающего меня Бога и раскрывает свои объятия Ему навстречу, тогда я могу взыскать все благодатные переживания.

Насколько возможно, пусть наше правило будет настоящим, сильным, и тогда оно сделает нашу душу светоносной и даст нам силы преуспевать. Место, где мы будем обретать святость, просвещение, полноту, — это наша келья. А отдавать свою энергию, «разряжать батарею» мы будем среди братьев, если наши отношения с ними будут непорочными.

Просвещение мы не можем приобрести из наших отношений с людьми. В общении мы проявляем свою опытность, радость, мир, просвещение, святость. Но все это мы приобретаем при помощи молчания, молитвы, общения с Богом в своей келье [1, 412–414].

Человек переменчив: на него влияет его здоровье, климат, люди, собственное душевное состояние. Никогда он не бывает один и тот же. Однако пусть нас не интересует, сможем ли мы всякий раз вкусить плод молитвы. Будем совершать правило в отведенное для этого время, а остальное как Бог даст. Изменение нашего духовного состояния — это дело Бога, а не нас самих. Бог желает, чтобы мы пребывали в молитве два, три, четыре, пять часов и наслаждались этим. Какой плод это нам принесет, зависит от Бога. Мы дадим ответ не за то дело, которое совершается Богом, а за свое собственное. При этом необходимо следить за тем, чтобы не быть чрезмерно утомленными, не быть пресыщенными, не говорить много в течение дня, не вступать в конфликты с людьми, потому что все это совершенно разоряет правило. Также не следует ничем огорчаться, потому что огорчение всегда свидетельствует о присутствии рядом с нами демона и является его внушением. Когда с нами все в порядке, остальное довершает Бог [2, 84–85].

☾

Долготерпение в молитве

Прежде, чем в жизни человека произойдет эта единственная в своем роде встреча — встреча с Богом, — человек должен пострадать, помучиться. Это может быть горячка или какая-либо иная боль — телесная, душевная, духовная. Тому, кто не страдает, не плачет, не омывает лица слезами, невозможно увидеть Бога. Только тот, кто испытывает сильную боль, способен видеть Бога. Не бывает рождения без болей. Только боль может освободить человека от безрассудных желаний и от всего, что его увлекает, сделать его свободным от самого себя и соединить с Богом [3, 35].

Когда я предаю себя Богу с полным осознанием того, что мое «я» — это не что иное, как тяжелая ноша, старый мешок, годный только на выброс, тогда начинает действовать благодать Божия. Я исполняюсь ревности, всем сердцем устремляюсь к Богу, душа и ум отверзаются пред Господом, удаляется печаль. И если я ничего не ожидаю от Бога, Он Сам приходит и подает легкость моему сердцу.

Приступая к молитве, мы часто не чувствуем ревности, не ощущаем Божиего присутствия, Бог кажется нам каким-то неведомым, суровым, мрачным, нелюбящим и даже несуществующим. В таких случаях мы бросаем молитву. Но это неправильно. Если мы все-таки возьмем на себя эту тяжесть, осознаем, что должны молиться во тьме своего одиночества, потерпим адовы муки своей души и будем творить молитву в этой геенской темнице без всякой надежды, без Бога, без единого луча света, как того недостойные, — именно тогда начнет действовать Бог, Он придет и снимет тяжесть с нашего сердца, успокоит нас.

Любовь Божию привлекает к нам не наше преуспеяние, но труд, самоотдача, посвящение себя Богу. Преуспеяние подаст мне Сам Бог, когда я подлинно умалю себя и отрекусь от своего «я», с тем чтобы воспринять дух всей Церкви [3, 38–39].