Жить в присутствии Бога

Но как мы можем этого достигнуть? Только затворившись в безмолвии в своей келье, в самих себе, — там наша жизнь. Для этого человек должен составить свой распорядок дня, устроить свою жизнь, расположить свою душу, вообще все таким образом, чтобы у него оставалось время для безмолвия в келье, в особенности, конечно, ночью. Здесь берет начало наша жизнь. Она зависит от того, сколько мы безмолвствуем и как долго совершаем бдение. Чем больше человек в миру работает, тем больше получает прибыли; чем больше бодрствует в своей работе, тем дольше живет; и чем меньше он трудится, тем более он мертв, тем короче его жизнь. Так и мы: чем дольше совершаем бдение, тем больше у нас Бога. Посчитайте, сколько времени мы думаем о Боге. А ведь соединение с Богом достигается памятью о Нем. Это не значит, что монаху не надо работать до изнурения, обливаться потом, уставать. Все он будет делать. И Бог все делал, ведь Он шесть дней работал. Но сколько мы пребываем в Божественной атмосфере тишины и безмолвия? [1, 515–516].

☾

Присутствие Бога в нашей жизни

Я окидываю взором облака на небе, вершины гор, просторы горизонта, вхожу в сумрак своей кельи, опускаю взгляд в глубины своего сердца и ума, сознаю свои страсти… В действительности я знаю и верю в то, что во всем этом вижу Бога, потому что Он сокровенно присутствует повсюду. Все мироздание — это Его одеяние, повсюду рассыпаны знаки Его присутствия. Даже мои страсти и ослепление, мое знание или неведение, даже биение моего сердца — все доказывает, что Бог есть, что Он присутствует везде, где бы я ни находился. Горе нам, если бы Бога не было! Мы сошли бы во ад в то же мгновение. Лишь на миг Господь отступит от нас Своим Духом, пресечет Свое промышление — и мы погибли. Отымеши дух Твой, и исчезнут и в персть свою возвратятся (Пс. 103, 29), — говорит Псалмопевец.

Значит, уже то, что я живу, волен грешить, поступать по страсти, иметь собственную волю и желания, означает, что Бог терпит меня и не отвращает от меня Своего взора. Он благосклонен ко мне, долготерпит и ждет. Он только не может Сам воздействовать на меня, потому что я ставлю между Ним и собой преграду. И Он наблюдает за мной с высоты, чтобы, как только я обращусь к Нему всем сердцем, подхватить меня, открыть предо мною внутренний простор, дать моему сердцу радость и душевный покой.

Если Своим присутствием Бог покрывает меня, попуская мне грешить, то есть оскорблять Его; если даже мои страсти и мое постыдное состояние свидетельствуют о долготерпении Божием, то насколько же более весь мир, видимый и осязаемый, а тем более невидимый и мысленный, свидетельствует о присутствии Живого Бога. Итак, христианин предстоит перед Богом сущим, находящимся рядом с ним, Который, будучи невидимым, для него становится видимым.

Таким образом, когда я нахожусь в борении, в подвиге, то я предстою пред лицом Божиим и доказываю Богу свою веру в Его вездеприсутствие. Для меня вера в присутствие Бога означает, что я Его ожидаю, причем это не душевное переживание или чувство пустоты, но опытное прикосновение к невидимому Богу, таинственный брак, непрекращающееся ожидание, когда я, «в уединении подвизаясь», безпрерывно утешаюсь присутствием Того, Кто находится здесь, рядом со мной и внутри меня. Мое уединенное пребывание — это непрекращающаяся связь с Богом, неразрывное единство с Ним, нерасторжимый брак, безконечное осияние лучами нисходящей свыше благодати, постоянное взаимопроникновение Божественных и человеческих свойств, вечное сосуществование Бога и человека [3, 122–123].

Наша судьба в руках Божиих. У нас всего одна жизнь, и она принадлежит Богу. Сегодня, может быть, нам кажется, что Бога нет в нашей жизни. Но на самом деле, с того момента, как мы соединяем свою жизнь с неизменным и вечным Богом, Он сразу начинает открывать нам Себя, Он обращается с нами как с любимыми детьми, желая, чтобы мы обрели знание и опытность.

Однако для того, чтобы это произошло, от нас требуется смирение, самоумаление, понимание своей природы. Настоящее подвижничество разительно отличается от того, как обыкновенно его понимаем мы. Говоря о духовной жизни, мы обыкновенно в ее центре ставим самих себя, а не Бога. Мы заверяем: «Господи, я Тебя люблю, Ты в моем сердце, в каждой моей жилке, в самой последней капле крови!», но не понимаем, что это значит. Если бы у нас была хоть капля истинной любви к Богу, мы тут же перестали бы существовать, отошли бы в мир иной. Жизнь стала бы для нас настолько невыносимой, что мы хотели бы разрешиться от тела и отойти к Богу и святым, потому что Бога мы обретаем через святых и со всеми святыми (Еф. 3, 18).