Жить в присутствии Бога

Остановись. В тебе столько страстей, а ты хочешь, чтобы Бог сподобил тебя дарований? Ты хочешь уйти и безмолвствовать, так чтобы не слышать шум морского прибоя, потому что он мешает тебе молиться? Ты не будешь слышать прибоя, зато услышишь гул всех своих страстей. Прежде покажи Богу свое смирение и предоставь Ему даровать тебе то, что хочет Он. Притом дарования будут соответствовать твоей силе и помыслу [1, 196–197].

Пройдут годы, а у тебя будет ощущение, что ты все еще неверный, грешный, беззаконный, каким был пять, пятнадцать или пятьдесят пять лет тому назад. Но если ты будешь помнить о Царстве Небесном, оно мало-помалу привлечет твое сердце, лишь бы ты не стремился к чему-то показному, к впечатляющим деяниям, например к тому, чтобы вмиг быть восхищенным на облаках до третьего неба, как апостол Павел.

Как правило, чем дольше человек пребывает в своем грехе, чем более коснеет в своей нечистоте, чем более предается мечтам, то есть живет какой-то нереальной жизнью в своих лживых мечтаниях, чем меньше подвизается, чем меньше стремится к Богу — тем более фантастические решения он принимает и тем скорее желает немедленно достигнуть неба.

Наше желание одним прыжком, стремительно достигнуть Бога, совершенства, святости показывает нашу душевную неуравновешенность. Позволь Богу привлекать тебя мало-помалу. Ты этого не осознаёшь, а в действительности Бог входит в твое сердце. Вмещающий в Себя все может вместиться и вмещается и в твоем сердце [1, 383].

Мы, люди, как правило, хотим сразу же взойти на высоту добродетелей, мгновенно достигнуть духовной зрелости. Мы думаем, что нам не нужно бороться столько же, сколько боролись другие святые, имевшие ту или иную страсть. Мы полагаем, что достойны понести крест Христов и сразу достигнуть величайших степеней совершенства, что мы способны даже на мученичество, можем ничего не есть сорок дней, жить в дупле какого-нибудь дерева, отдавать распоряжения Богу, а Он будет нас слушаться. Мы думаем, что можем не есть то, что едят остальные, что можем поститься каждый день, спать не три часа, как другие, а только один или два. Мы хотим подвизаться так, как подвизались великие святые нашей Церкви. Читаем о святом Пахомии — и хотим делать то, что делал святой Пахомий. Читаем о святом Арсении — и хотим поступать так, как поступал святой Арсений. Нам хочется в кратчайший срок приобрести высочайшие добродетели и совершить подвиги высокой подвижнической жизни. Мы не хотим подниматься постепенно, ступенька за ступенькой, а хотим перескочить их все разом.

Остановись. Твои чувства освободились от болезни? Иначе говоря, есть у тебя совершенный мир чувств? Есть у тебя совершенная радость? Есть у тебя совершенная связь с Богом? Если ты смущаешься, огорчаешься, задыхаешься, обижаешься, если у тебя есть помыслы, мечтания и в тебе действуют страсти, то не стремись взойти на крест. Напротив, пусть у тебя будет чувство, что ты ни на что не годен.

Вы мне скажете: «Достигну ли я всех этих благ?» Это не наши достижения, их дает нам Бог, как только мы Его об этом попросим. И если у нас этого нет, то это потому, что мы не просим Господа Бога. Ищите, и найдете, — говорит Господь (Мф. 7, 7; Лк. 11, 9). Он это обещает и исполняет. Когда? Когда мы трудимся не тщеславно, но смиренно, только ради Бога. Тогда Он врачует наши чувства и дает нам добродетели.

Если у нас есть совершенная радость и невозмутимость, если мы независимы от людей и от того, что происходит внутри нас, если мы всё принимаем с благодарением Богу, если наши чувства безпристрастны, не вводят нас в искушение (потому что если человек соблазняется, то это показывает его сильнейшую внутреннюю немощь), — тогда мы можем взойти на крест.

Но если я соблазняюсь из-за того, что ты спишь в церкви, если соблазняюсь, видя, как ты ругаешься, если соблазняюсь, потому что ты причастился, хотя не соблюдал пост, хотя вчера меня осуждал, то как в таком случае я хочу взойти на крест? Когда я соблазняю ближнего, то совершаю грех. А когда я сам чем-то соблазняюсь, то обнаруживаю свою страстность. Человек Божий не соблазняется.

Когда прекращается болезнь наших чувств и наступает мир в нашем уме и сердце, когда мы больше не переменчивы, как погода: то жара, то холод, — когда мы не похожи на столбик ртути в термометре, то ползущий вниз, то поднимающийся вверх, когда мы приобретаем постоянство и ум наш, прежде всего ум, пребывает в равновесии, спокоен и направлен к Богу, — тогда мы можем искать высокого. Но если ум пожелает взойти на крест, то есть если человек намеревается достигнуть великого сам по себе, либо как подвижник, либо как созерцатель Бога, и духовно наслаждаться, если он не вверяет себя Богу и не преклоняет пред Ним колени, то вместо того, чтобы обрести Бога, он обретает Его гнев и негодование [1, 473–475].