Жить вместе в 21 веке

Две империи и третий мир

Нелегко понять современный мир. Он сложен и беспорядочен. Часто говорят о «новом мировом беспорядке». За многие годы мы привыкли думать о мире в категориях холодной войны: с одной стороны «добро», с другой — «зло». Таким образом можно было объяснить многое, даже войну между Северным и Южным Вьетнамом. Позиция каждого зависела от его выбора между двумя мирами. Два мира соответствовали укорененной в культуре идее Запада и Востока. Мир застыл, разделенный на две империи, «две цивилизации»; последняя тема часто звучала в ходе избирательных кампаний. Кто не помнит слова Рональда Рейгана об «империи зла»? В отдельных регионах империй могли возникать беспорядки: венгерский кризис 1956 года, чехословацкий 1968-го, вторжение советских войск в Афганистан, а также революционные движения в Центральной Америке или кубинский вопрос. Сверхдержавы вели войны «по доверенности». Но система в целом поддерживалась ясной и безжалостной режиссурой. Мир казался расколотым надвое.

Различные национальные, этнические или религиозные идентичности подавлялись в обеих империях: они мало значили в логике противостояния двух блоков. По крайней мере, так представлялось, особенно в коммунистическом лагере. В Восточной Европе забыли о существовании многих национальных вопросов, которые затем, после 1989 года, вновь проявились со всей остротой. Немало было стран, не только на Востоке, но и на Западе (Италия в том числе), где говорили о более или менее «ограниченном суверенитете» относительно политики двух сверхдержав. При внимательном рассмотрении логика национальных интересов подспудно существовала и в советском мире.

В 1955 году, через десять лет после окончания второй мировой войны, в разгар войны холодной, в индонезийском городе Бандунг прошла первая конференция народов Азии и Африки, в которой участвовало 29 стран, в том числе Индия и Китай. Они выступали за самоопределение народов, борьбу с колониализмом и неприсоединение к блокам. Движение неприсоединения не имело строго определенной идентичности, в него входили и прозападные, и просоветские страны; но оно давало возможность третьего пути, предлагало бывшим колониальным государствам, стремившимся несколько дистанцироваться от логики холодной войны, занять положение между двумя блоками. Многим странам, делавшим после деколонизации первые робкие шаги на мировой арене в национальных границах, оно помогло определить свою идентичность. Это касалось в первую очередь так называемого третьего мира. Выражение это, предложенное демографом Альфредом Сови (Alfred Sauvy) в 1952 году, было образовано по образцу «третьей республики» времен французской Революции. В английском переводе, Third World, смягчилось его историческое (и революционное) значение, и выражение это стало означать мир, который не был ни социалистическим, ни западным.

Это новая позиция в геополитике холодной войны? По мнению некоторых, третий мир мог бы играть революционную роль. Франц Фанон, антильский революционер, участвовавший в борьбе за освобождение Алжира, выдвинул теорию восстания нового мирового пролетариата, народов Юга, «проклятых земли», против империализма. Со своей стороны, страны Востока, Китай, а также западные левые, поддерживали антиколониальные освободительные движения. Наиболее революционные круги третьего мира развивали теорию и практику стратегического союза с коммунистическими странами. Третий мир не был чем-то органическим, его надо было строить. Некоторые, с большой долей иллюзий, видели в нем воплощение будущего.

Социалист и католик Джулиус Ньерере (Julius Nyerere), основатель и первый президент Танзании, искал новый экономический путь между марксизмом и капитализмом. Другие, такие как безумный гвинейский диктатор Секу Туре ^ёкои Toure), ставили на социализм и международную изоляцию. Заир времен правления Мобуту, коррумпированного прозападного политика, пошел по пути африканской аутентичности. И примеры можно было бы продолжить. Леопольд Седар Сенгор (Leopold Sёdar Senghor), отец сенегальской независимости (один из немногих африканских правителей, по своей воле отказавшийся от власти), выдвинул теорию негритюд, оригинального африканского характера, имеющего особые черты, но не противоположного европейскому. Прилагались огромные усилия по восстановлению африканских традиций (не всегда выраженных в письменной культуре и памятниках) для обоснования идентичности различных стран континента.