Но даже противники деколонизации осознавали ее неизбежность. Америка и Советский Союз по разным причинам не симпатизировали колониальным империям; европейцы были ослаблены войной. Генерал де Голь, сторонник французского величия, понял, что сопротивляться освободительной борьбе невозможно. Англичане после победы над Гитлером не собирались начинать еще одну войну для защиты индийской империи. А после ее падения неужели стали бы они сражаться за какой-то клочок земли в Африке? Возможно, сохранять колониальные владения стало невыгодно. Жизненные интересы Лондона можно было обеспечить иным путем.
Деколонизация была великим историческим событием середины ХХ века. Влияние его на европейское национальное самосознание мало изучено: оно утратило свою мировую перспективу. Событие подобного масштаба, свершившееся всего за несколько лет, травмировало более, чем принято полагать. Оно не было понято до конца, поскольку деколонизация считалась справедливой и неизбежной. Чувство превосходства (не только расового), во взгляде европейцев на мир на рубеже XIX–XX веков было подорвано двумя мировыми войнами, подъемом Соединенных Штатов, появлением новых представлений о мире, культурой равенства, деколонизацией… После второй мировой войны возникло новое геополитическое видение: эпохальное столкновение цивилизаций и государственной мощи Запада и советской империи. Холодная война смягчила обратный удар деколонизации по европейским странам и скрыла его травмирующее воздействие на них. Бывшие колониальные державы обрели свое место в западном лагере, рядом с Соединенными Штатами. Они не утратили еще своей международной роли, хотя и уменьшилась их способность к политическому и военному вмешательству. Но, потеряв колонии, европейские страны уже не могли быть такими, как прежде.
Запад был чем-то большим, чем империя, несмотря на политическое и военное господство Соединенных Штатов. Это был сплоченный и разнородный мир, в котором было место для автономной Франции генерала де Голля, для таких верных стран, как Италия, для особых англо-американских отношений, для католической Церкви Пия XII, для прозападных левых, для правых, для христианских демократов, для салазаровской Португалии. Противоположный, советский, лагерь, напротив, представлял собой имперскую единицу под политическим и военным контролем и на четко определенной территории (хотя были в нем и расколы, такие как югославский, албанский и китайский). Геополитическая карта мира была четкой и ясной. Теперь все не так.
После 1989 года нет в мире политической карты, нет ориентиров. Сегодня слишком легко забывают атмосферу международной напряженности времен холодной войны и ядерную угрозу в некоторые ее моменты. Тогда думали, что за окончанием холодной войны последует эра великого мира. Но вышло не так. Считалось, что 1989 год сделает всеобщими ценности свободы и демократии. Фрэнсис Фукуяма (Francis Fukuyama) выдвинул теорию конца истории как универсализации принципов свободы и демократии и сосредоточения внутренней и внешней политической жизни на рыночной экономике. Казалось, западная демократия одержала полную победу. Но последующие годы опровергли этот тезис: не было недостатка в столкновениях и конфликтах.
Холодная война соответствовала простому и ясному биполярному видению мира. Противопоставление Востока и Запада — общее место в истории. Никогда не было так просто, как после второй мировой войны, понять Восток: у него были укрепленные границы и официальная идеология. С девяностых годов всё смешалось. Запутались все: творцы мировой политики, правящие классы и читатели газет.
В 1993 году Сэмюэл Хантингтон (Samuel Hantington) предложил свою концепцию: его статья «Столкновение цивилизаций», опубликованная в “Foreign Affairs”, и последовавшая за ней монография предлагали понятийные инструменты для создания карты мира, не ограниченной политическими или государственными границами, но учитывающей культуры и цивилизации. По мнению американского ученого, великие исторические переломы проходят не по границам государств, но по совокупностям стран, по цивилизациям, культурным и религиозным сообществам. Становилось проще понять национальные идентичности в рамках их цивилизации. Во времена холодной войны перед каждой страной стоял вопрос: на чьей ты стороне? Сегодня вопрос: кто ты такой? И ответить на него нелегко. Мы уже говорили об этом касательно процесса реструктуризации всех идентичностей.
Борис Александрович Тураев , Борис Георгиевич Деревенский , Елена Качур , Мария Павловна Згурская , Энтони Холмс
Культурология / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Детская познавательная и развивающая литература / Словари, справочники / Образование и наука / Словари и Энциклопедии