Жить вместе в 21 веке

Конечно, нужно помнить, что с самого начала мусульманская история была тесно связана с политической властью, это вписано в ее хромосомы. Христианство, напротив, родилось как гонимая религия меньшинства. Что, впрочем, не помешало полной христианизации власти и общества в некоторые исторические периоды.

Ислам велик, многообразен, противоречив, разнопланов; он включает в себя самые разные народы, культуры, языки, цивилизации, экономические системы. Ислам как глобальная проблема — упрощение, созданное нашей культур о й, точнее, нашим невежеством. Но это и успех радикализма, вершина которого — Бен Ладен. Жиль Кепель (Gilles Kepel) в своей книге «Джихад. Экспансия и закат исламизма», опубликованной до 11 сентября, пишет, что зрелищный терроризм саудовского террориста, благодаря рекламе в СМИ, делает его представителем уммы, всей мусульманской общины.

Теракт в Нью-Йорке освятил образ глобального ислама. В результате «Аль-Каида» превратилась в сеть, объединяющую различные ячейки во многих частях мира, они не всегда составляют единое целое, но едины в духе посланий шейха террора. «Аль-Каида» ведет умелую информационную игру посредством своих многочисленных посланий и стремится к лидерству в мусульманской общине, не имея территориальной базы и опираясь на разбросанных по всему миру последователей. Она претендует на то, чтобы представлять всю умму, противостоит Западу и выступает против местных мусульманских властей, начиная с Саудовской Аравии. Главная цель исламского радикализма — свержение «нечестивых» мусульманских правителей: это прежде всего внутриисламская, а не антизападная борьба. Но успехи ее оправдывают радикалов и террористов в мусульманских массах.

Если террористический ислам есть подлинный лик более миллиарда верующих или суть их религии, да, тогда положение действительно очень тяжелое. Безвыходное положение. И тревогу били многие. Некоторые, как Ориана Фаллачи (Oriana Fallaci), имели большой успех в СМИ. Они указали на опасность и выступили с идеей западной идентичности, радикально противоположной исламу. Ислам — смертельная угроза. Какие политические шаги из этого следуют? После 11 сентября Буш, исправляя свое первое выступление, постоянно заявлял, что Америка ведет войну не против ислама, а против терроризма и варварства. Однако идея столкновения цивилизаций между христианством (или Западом) и исламом жива.

Ричард Буйе (Richard Bulliet) в книге, название которой выражает ее основную мысль, «Исламо-христианская цивилизация», сделал попытку восстановить общность двух миров. Он анализирует элемент, переживающий серьезный кризис в мусульманском мире — традиционную религиозную власть улемов. Они были постепенно дискредитированы за последние два века, в ходе попыток модернизации, усиливших реформаторскую самодержавную власть.

Противники объясняли сопротивление улемов их традиционализмом, подобным европейскому клерикализму, против которого боролся прогрессивный антиклерикализм. На самом деле в истории ислама истолкование улемами шариата ограничивало тиранию правителя, вынужденного ему подчиняться.

В пустоте и дискредитации религиозного авторитета появились новые инстанции, требующие восстановления Закона, начиная с «Братьев мусульман» в двадцатые годы. Все это сильно отличается от европейской истории, где, по словам Бернарда Льюиса (Bernard Lewis), хорошее правление рассматривается в категориях свободы, а не справедливости, как в исламе. Осама Бен Ладен стремится представлять религиозное руководство глобального и единого исламского мира, в то время как собственно религиозные власти не пользуются большим доверием. Поэтому он ссылается на упразднение халифата в 1924 году.

Ставя перед собой вопросы об исламе как о едином «субъекте» (по сути, с единой антизападной стратегией), мы соглашаемся с представлениями об исламском мире, навязанными шейхом террора и самым крайним радикализмом. Однако, если быть честным, нельзя не признать, что образ противостояния христианства и ислама — давняя идея, которая, кажется, проходит через всю историю. Помню, как вскоре после 11 сентября один итальянский светский издатель в разговоре со мной о положении в мире, сказал, что почувствовал себя христианином. 11 сентября ознаменовало собой и новое открытие христианской идентичности. Многое говорилось о христианстве как идентичности. Однако я полагаю, что во многих есть беспокойство об отсутствии смысла в настоящем, а значит, поиск иных горизонтов. Это разговор не столько о политике и христианстве, сколько о вере.

Смягчение разговора о конфликте цивилизаций могло бы показаться уступчивостью или данью политкорректности. Говорят, что если нас не сломит терроризм, то это сделает мусульманская демографическая бомба.