Жить вопреки (СИ)

Возможность привести свои мысли в порядок его только обрадовала, если можно сейчас про него так говорить.

Одиночество ведь бывало разным…

Можно не быть одиноким, оставшись единственным человеком на сотни дней пути вокруг. А можно чувствовать себя единственным человеком на планете, находясь в толпе.

И это было намного страшнее, Иккинг это прекрасно знал.

И сейчас, сидя на расстеленных на полу шкурах, закрыв глаза, скрестив ноги в позе лотоса, он старался вообще ни о чём не думать, сосредоточившись на собственном дыхании.

Постепенно реальность размазалась, стала блёклой и совсем не важной, звуки и запахи словно исчезли или стали столь слабыми, незаметными, что на них можно было смело не обращать внимания.

Единственным звуком было его собственное сердцебиение.

Сердце билось спокойно, даже слишком, мощно, толкая горячую кровь по жилам.

Тепло из груди разливалось по всему телу, ощущалось кончиками пальцев, виделось светящимися линиями, тонкими нитями, тянущимися со всего тела в один единственный центр — в солнечное сплетение.

Но золотистые «нити» энергии были запутаны, некоторые даже разорваны. Требовалось навести у себя внутри порядок.

Иккинг мысленно восстанавливал повреждённые «нити», выпрямлял их, направлял их туда, куда ему надо.

Нить, соединявшая его с викингами, оборвалась, и не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле.

Вот он — обрубок некогда толстой нити, больше походившей раньше на толстый карательный канат, состоящий из сотен ниточек, и расходящейся на отдельные лучики на конце.

Теперь это был кровоточащий обрубок, а разрушение связи всегда не только духовно, но и физически болезненно.

Вот ещё одна разорванная нить.

Она, в отличие от «плетёного каната», некогда соединявшего его с племенем, была цельной и потому казалась нерушимой.

Её могла порвать лишь смерть одного из них.

Связь с Беззубиком.

То, что будет доставлять ему боль всю оставшуюся жизнь. Разорванные смертью узы никак не исцелить, можно только залечить.

Это и сделал Иккинг.

Сразу стало легче.

Теперь всё было относительно в порядке.

Теперь ему было не так больно.

Даже дышать стало легче, исчез комок в горле — тот острый кубик, мешавший говорить и плакать, но не мешавший кричать.

Но, несмотря на выполненную основную задачу всего это действия, Иккинг не спешил возвращаться в реальность. Слишком сладким было ощущение отсутствия мыслей. Слишком желанным был этот покой, эта умиротворённость.

Он стал погружаться ещё глубже.

Спустя некоторое время ощущение тела тоже пропало. Он чувствовал себя капелькой океана, частью чего-то непостижимого, непонятного, а потому столь приятного и интересного.

Иккинг видел сейчас огоньки жизни по всему острову, видел его весь.

Всё живое, всё, что пропитывала Энергия.

Всё, что невозможно увидеть обычным зрением.

Всё, что недоступно людям…

Этому его научил тоже Беззубик.

Он дал столько знаний Иккингу, ничего не потребовав взамен… Воспоминания о погибшем друге больше не отзывались глухой болью. Только великая благодарность и светлая печаль пронзили юношу.

Вдруг Иккинг обратил внимание на сгусток жизни прямо перед ним. Как он его сразу не заметил?

Покой и лёгкость исчезли, но умиротворение осталось.

Иккинг открыл глаза и тихо охнул. Вот кого он точно не надеялся увидеть в ближайшее время.

На пороге пещеры оказалась самка Злобного Змеевика. Это Иккинг понял по столь пёстрой розово-бирюзовой расцветке, расположению рогов и шипов. Он достаточно много изучал драконов и наблюдал за ними, чтобы начать разбираться.

Юноша осторожно встал и направился к драконихе, двигаясь медленно, плавно, не желая напугать её. Так он подобрался на расстояние вытянутой руки. Однако Змеевица и не думала его бояться.

Она с великим любопытством рассматривала Иккинга. Совсем молодая, понял Иккинг.

— Привет, — сказал он приветливо. — Я друг, не стоит меня бояться, я не причиню тебе вреда…

И протянул руку к морде драконихи. Она, на миг застыв, одобрительно курлыкнула и качнула головой впёред.

Сверхновой сверкнула в сознании вспышка зародившейся связи.

***

Отблески костра весело плясали в глазах девушки. Пойманный днём зверь, освежеванный и разделанный, мирно жарился на огне, источая крайне приятный для проголодавшейся за день всадницы аромат.

Таир невозмутимо щипал травку на небольшом отдалении, с его стороны лишь изредка доносились довольное ржание, аппетитный хруст и чавканье.

Айша передернула плечами, поправила жилет, мех на нём и поближе подсела к огню.

Сабля, лук и колчан стрел покоились рядом, и она в любой миг одним движением могла достать до них. Привычка не выпускать из рук оружия была привита всем в её роде ещё в детстве, и они проносили её через всю жизнь, передавая её уже собственным детям.

Со стороны такого далёкого леса, видневшегося мрачной стеной на горизонте, донёсся протяжный, печальный вой.

Разбуженная им, рядом чиркнула какая-то птичка, и все вновь стихло.

Только редкие сверчки разрывали ночную тишину степи своими трелями, да ветер подвывал, впрочем, несильный.