Жить вопреки (СИ)

Только вокруг одного трупа с пророчившим беду карканьем кружили вороны, не смевшие притронуться к мёртвому дракону.

Плохой знак.

— Прикажешь его искать? — вывел из раздумий Стоика тот же воин.

А был ли смысл искать Иккинга?

Он не позволит найти себя, лес он знает лучше всяких охотников, все, как один, не решавшихся заходить дальше, чем на два-три километра в чащу, опасаясь неприятной встречи с драконами.

Выживет — молодец, погибнет — сам виноват.

Дороги назад у него всё равно нет.

— Зачем? — всё тем же несколько безжизненным тоном спросил вождь.

Ему было грустно. Он вчера потерял сразу двух родственников, остался совсем один.

Если бы не эта трепетная любовь к погибшей жене, он бы без раздумий женился во второй раз, завёл бы себе семью, как и полагается лидеру племени… У него, быть может, появились бы дети, наследник, желающий править островом, сильный воин…

Но Иккинг, не желавший видеть в доме мачеху, всегда невольно останавливал вождя от такого шага.

И он всё делал для сына.

Он ведь очень любил его, продолжение Валки, её кровь и мысли, несмотря ни на что, а потому его поступок очень огорчил Стоика.

Он ведь оберегал Иккинга, не ограничивал его в интересах, не заставлял, как отец Сморкалы своего сына, днями напролёт тренироваться, пресекая любой интерес…

Он даже разрешал Иккингу гулять в лесу, учил сражаться на мечах, а когда тот стал проявлять интерес к изобретению оружия, отдал в кузню к Плеваке, позволив сыну развиваться в этом направлении, изобретать…

Неужели Иккинг этого не замечал?

— Его же надо поймать и казнить! — с неким глупым воодушевлением, непонятным Стоику, сказал воин.

Он словно желал угодить вождю, поймать предателя, чтобы Обширный больше не убивал одним своим грозным взглядом, одним хмурым выражением лица. Возможно, потрёпанный жизнью вояка думал, что именно побег предателя сейчас заставил мужчину словно постареть на несколько лет.

— Охота тебе возиться? Думаешь, он долго проживёт в лесах? Первый дикий зверь или первый встреченный им дракон выполнит вашу работу за вас.

Стоик соврал.

Он знал, что сын выживет.

Верил в это всем своим отеческим сердцем.

Желал этого.

Желал своему непутёвому сыну всего самого хорошего, чтобы он исправился, всё понял, нашёл хорошую судьбу!

Он выживет и, возможно, будет мстить.

Хотя за что?

Урок вчера преподали не только викингам. Иккинг наверняка понял, что в племени ему больше нет места, но, главное, с драконами больше дружить не будет. Примкнёт к какому-нибудь племени, повзрослеет, женится, проживёт жизнь нормального человека.

Просто не на Олухе.

А, быть может, он, душа ветряная, так не любящая насилие, станет торговцем, будет плавать по островам, дарить людям радость, привозя новые товары или просто продовольствие…

Он ведь парнишка смышленый, поймёт что к чему, сумеет построить себе хорошую судьбу странника или, например, кузнеца. Он ведь так хорошо ковал…

— Как скажешь, вождь, — кивнул воин и поспешил удалиться, поняв, что его высказывание сделало вождя ещё более хмурым, и почувствовав укол вины за это.

— Хотя… Постой! — окликнул его Стоик.

— Слушаю, — с готовностью вновь оказался рядом с ним тот, желая поскорее исполнить поручение и более не мозолить глаза Обширному.

— Похороните дракона, — последовал короткий и несколько странный приказ.

— Что?

— Я сказал, похороните дракона, — спокойно повторил Стоик. — Он пусть и редкостный дьявол, которого мы, слава богам, прикончили, однако сражался храбро, защищая не только себя, но и своего… друга. Я ненавижу этого дракона, как и все вы, но он достоин некоего уважения. Похороните эту тварь.

***

Горы темнели на горизонте слегка размытым силуэтом, холодным и неприступным, и словно погружённым в голубоватую дымку. В ту сторону никогда не отправлялись всадники соседних племён, оттуда никогда не возвращались храбрые в собственной отчаянной глупости воины чужаков.

Хмурые вершины казались крохотными с такого громадного расстояния, на котором их племя находилось от подножия священных Чёрных Гор, — границы обитаемых земель.

На территорию святыни не заходили люди — всадники зорко следили за этим.

Говорят, её народ произошёл не от волков, которых возвели теперь в культ и почитали все племена на востоке, севере и западе, а от великих Крылатых Змеев с далекого юга, которые жили в священных горах.

И покой своих предков они стерегли постоянно, жестоко пресекая любые попытки иноземцев попасть на священную землю.

Девушка ещё раз хмуро окинула горизонт взглядом — её долг, как воительницы, как защитницы древнейших традиций, состоял в том, чтобы Чёрные Горы и дальше продолжали оставаться неприкосновенными: все, кто посмеет отправиться туда, — умрут.

И она поможет им быть низвергнутыми в бездну.

Как и её братья и сёстры.

Как и верный Таир, жарко выдохнувший и нервно переступавший с ноги на ногу, готовый по первому приказу своей всадницы броситься вскачь, обгоняя соколов и даже сам ветер.

Айша ласково потрепала коня, повернувшего к ней голову и глянувшего своими большими, умными глазами, по щеке, тихо прося подождать.

Её час ещё не настал.

***