Жить вопреки (СИ)

Лето уходило неумолимо, уступая свои позиции зиме — с каждой прошедшей неделей становилось всё холоднее.

С полей давно убрали урожай, отпраздновав это знаменательное событие как всегда — с размахом. Трава пожухла и перестала радовать глаз любого, кто на неё смотрел. Даже коровы ели её с неохотой, если не сказать отвращением — им теперь больше по вкусу приходилось сено, благоразумно запасённое хозяевами бурёнок ещё летом.

Да он и сам помогал на сенокосе — вместе с отцом. И потом, когда убирали с полей поспевшую рожь, даже отощавшая и ослабевшая Мирослава помогала — не хотела она быть нахлебницей.

Девочка вообще откуда-то узнала о совершенно неизвестных доселе лекарственных травах и ягодах. Она вообще стала намного больше времени в лесу проводить и бродила там одна или с Марьей и Ладой до самой осени, пока все эти травы не высохли.

Девочки тоже не понимали, откуда их подруга брала свои знания.

Сегодня же Мирослава была всё так же бледна и немного печальна, вызывая этим беспокойство у Радмира — волшебная суть девочки, всегда отводившая от неё все болезни, сейчас, казалось, наоборот — была их причиной. И лишь поэтому юноша был бессилен — он мог только наблюдать, как чах и увядал его огонёк, его цветочек.

Сестра, раньше всегда весёлая и жизнерадостная, румяная и загорелая, казалась блёклой тенью самой себя.

И она словно повзрослела на несколько лет.

Словно то, что она узнала из своих видений, заставило её так сильно измениться, начать смотреть по-другому.

Девочка теперь ничего не рассказывала о своих снах, только губы кривила и смотрела так печально и так виновато… Сердце его разрывалось от этого взгляда, от желания помочь сестре, разделить с ней эту ношу, но та закрылась ото всех.

Она была похожа на те берёзы… Те берёзы, что все лето радовали глаз своею стройной красой и зеленью кроны, а потом ещё и золотом осеннего листопада… Те белые красавицы стояли сейчас беззащитные, без единого листочка — и словно вместе с ними они растеряли и свой праздный вид.

Сама природа была печальна, одаряя людей частыми дождями, холодом и сыростью.

И так сильно не хватало тепла.

Не только внешнего — печки грели исправно, на это жаловаться было глупо. Внутреннего тепла не хватало. В словах, во взгляде и мыслях. Все почему-то были холодными и словно чужими.

А ведь сегодня был праздник.

Сегодня люди славили Макошь, вознося на капище с вырезанным из осины идолом прялки, клубки шерсти и пряжу, водя вокруг него хороводы.

Вот только не хотел Радмир веселиться. Ему бы только улыбку на лице сестры увидеть — и он будет счастлив.

Увидев, как люди потянулись по тропинке в сторону капища, находившегося на пригорке в лесу, юноша ещё раз тяжело вздохнул, всё так же молча, встал и приглашающе взглянув на Мирославу, замер.

Девочка всё так не вымолвила и слова. Только отрицательно покачала головой.

Сердце юноши ухнуло куда-то вниз.

Когда-то спорившие с небесами в своей синеве глаза Мирославы были теперь серыми… не как сталь. Как пепел. Как тяжёлые облака, лишь ненадолго позволявшие солнцу выглянуть и осветить мир.

И в этот миг Радмир решился окончательно — с приходом весны они уйдут.

Лучше странствовать в поисках неизведанного и несбыточного, чем мирно и безропотно ждать своей судьбы.

Главное теперь было пережить зиму, обжигающую своим смертоносным дыханием уже сейчас — ночами становилось очень холодно. Главное — сохранить его Огонёчек, не дать ему погаснуть.

И помочь синеве вновь разгореться в глазах его сестрёнки.

***

За час до восхода Аран и Айва вновь отправились в путь.

Дни сменялись один за другим. Удивительно похожие в своей неповторимости.

Новые острова.

Те, о которых Аран никогда и не слышал. Если верить местным драконам, то люди здесь никогда не бывали. Конечно, иногда на горизонте видны были паруса их кораблей, но именно что на горизонте. К берегу людские суда никогда не подходили…

Новые виды драконов.

Прекрасные в своей смертоносности создания поражали сознание расцветкой, всевозможными узорами, своими размерами и уникальными способностями.

Об этих драконах никогда не упоминали торговцы, о них не ходили легенды среди простого народа, их не было в Книге Драконов.

А потому всю новую информацию Аран записывал в свои блокноты, желая со временем написать собственную Книгу Драконов. Да и с Драконами общаться намного проще, когда примерно знаешь, чего ожидать от конкретного вида.

Помимо заметок о драконах, которых юноша ещё и зарисовывал в большом количестве, в блокнотах стали появляться пейзажи посещённых ими островов.

Скалы, лес, берег и море…

Горы, залитые солнцем поляны и обширные равнины…

Величественные виды природы помогали оправиться юноше от раны, которую его душе нанесли люди. И только теперь он поймал себя на странной мысли.

Он перестал называть себя Иккингом даже мысленно.

Да, Иккинг умер.

Погиб, но не от удара мечом или секирой, не от стрелы.

Он умер не в овраге рядом с Беззубиком, а позже, в той самой пещерке, когда залечил обрубленную связь с племенем. Когда улыбнулся тогда ещё незнакомому дракону. Когда уткнулся Айве в шею, ища утешения…

Он умер не в мучениях.