Жить вопреки (СИ)

Камень был холодным, шершавым, всё такого же красного цвета.

Странное сооружение внушало уважение своими габаритами.

Она отошла назад на несколько шагов, желая понять, что же за строение оказалось у неё на пути, и удивлённо охнула (потрескавшиеся, пересохшие губы не с разу разлепились, и потому звук этот вышел сиплым, усталым).

Башня.

Странный, единственный ориентир на обозримом пространстве, к которому она столько часов безуспешно пыталась хоть насколько-то приблизиться, оказался прямо перед ней!

Это почти заставило её задуматься.

Почти.

Вымученно вздохнув, сглотнув вязкую слюну, она поморщилась, услышав урчание собственного живота — к жажде добавился ещё и голод.

Изрезанные острыми осколками камней стопы ужасно ныли и каждый шаг давался с трудом, обгоревшие на солнцах лицо и руки нещадно щипало, запёкшаяся кровь неприятно стягивала кожу.

От осевшей на открытых участках тела пыли, всё чесалось, тоже доставляя ощутимый дискомфорт.

Она, стараясь не плакать от боли и усталости, окутавшей всё тело — короткое, по всей видимости, забытьё не дало ей ни особо много сил, ни бодрости — побрела вдоль стены в поисках входа в таинственную башню.

Тот, на удивление, нашёлся довольно быстро — тут же, на теневой стороне.

Большая арка, в два её роста высотой была довольно приметна, наверное, но она сейчас плохо видела, а потому даже удивилась, увидев вход в странное строение какого-то давно исчезнувшего народа.

Внутри, как она и ожидала, было прохладно и даже, на удивление, чуть свежо — видимо, вся влага, хранившаяся в древней постройке, не желала её покидать.

Посередине квадратного помещения, неожиданно, оказалась круглая площадка с ещё несколькими кругами внутри, разделённая на ровно двенадцать секторов, в каждом из которых были заметны смутно-знакомые цепочки странных символов.

В самом центре площадки находился необычно новый, словно не тронутый временем алтарь, на котором стояла столь же странная чаша.

Но все это было неважно.

Из чаши струйками вытекала, искрясь на закатных лучах солнц-братьев, кристально чистая вода.

Она стекала по желобкам на алтаре, падала на площадку и по тем же желобкам незнакомых символов уходила непонятно куда.

Она, как завороженная, подошла к чаше, к поверхности воды, отражавшей такой далёкий потолок башни и спиралью вившуюся лестницу наверх, и разбила это отражение, зачерпнув руками своё спасение, словно не веря.

Вода была холодной, свежей и странно-сладковатой на вкус.

Она, вдоволь напившись, стараясь игнорировать собственный голод, принялась промывать свои ранки и порезы, и кровь, чистая и яркая, каплями упала на алтарь, на мгновение тускло вспыхнувший.

Когда она, умывшись, заглянула в чашу и дождалась, пока водная гладь успокоится, из отражения на неё смотрело совершенно незнакомое на первый и такое родное на второй взгляд лицо.

Подавшись вперёд, она пожелала рассмотреть себя (а себя ли?), но в глазах у неё вновь потемнело и она, пошатнувшись, рухнула на пол, потеряв сознание раньше, чем успела почувствовать собственное падение.

***

В достаточно просторной зале пещерки, находящейся глубоко под поверхностью горы, царил уютный полумрак, совершенно не являвшийся хоть какой-то сложностью для драконьего глаза.

Хозяин обжитого уголка с интересом оглядывал свою гостью, вспоминая её ещё совсем неразумным птенцом, возмутительно наглым и не в меру любопытным. Змеевица с тех пор похорошела — Великое Странствие явно пошло ей на пользу, закалив тело и мысли.

Тонкие, чуть более светлые, чем основной тон чешуи, полосы шрамов говорили, что это было не мирное время, но он относился к заросшим ранам философски, передавая это мнение и своим ученикам — признанным ли или не названным — всем.

Пережитые боль и страдания делают сильнее — те, кто сумел не сломаться, выжить, перестают бояться, становятся увереннее.

Воистину, то, что не убивало, делало всех сильнее.

Впрочем, что есть тело? Всего лишь оболочка, носитель для разума, временный сосуд для Души. И относиться к нему стоило именно так — аккуратно, бережливо, но хранить не тело, а разум.

Ведь не было ничего страшнее ран душевных и идущего за ним безумия.

Гостья была несколько смущена, раздражена и даже обижена на кого-то.

Интересный букет.

У Ралега, с таким интересом изучавшего пришедшую к нему за советом Змеевицу, давно не было гостей — стая и её вожак прекрасно справлялись и без него, и Старейшина чувствовал скуку.

Но она развеялась с возвращением одной задержавшейся в пути Змеевицы, упрямой и постоянно старающейся докопаться до истины, не замечая ни преград, ни противников, сметая их походя, впрочем, будучи при этом весьма здравомыслящей, особенно на фоне того же Вожака.

— Ну, Айва, дочь Дорики, — обратился дракон к своей гостье. — Что же за человека ты привела, что все гнездо переполошилось?

Змеевица чуть сощурилась, неопределённо курлыкнула и устало прикрыла глаза.

— Ты единственный, Старейшина, кто не удивился этому факту.