Ужасное Чудовище действительно ни на миг не почувствовал удивления по поводу того, что Айва вернулась не одна — слишком в её духе было найти себе неожиданного друга и взять его с собой путешествовать. Хотя Ралег полагал, что она вернётся с осиротевшим детёнышем, подобранным ею из жалости.
Впрочем, примерно так и вышло.
Дракон на своём веку видел много всего. Старше его, пожалуй, только Адэ’н, Старейшина Чёрного Гнезда, его очень давняя подруга.
— При мне сменилось восемь вожаков. И дважды юные драконы приводили с собой человека. Ты третья.
Его радовал тот факт, что сознание стаи не зашорилось окончательно с приходом к власти Тоура, людей почему-то с раннего детства не взлюбившего. Что ещё есть такие драконы, которые могли видеть в людях не только врагов.
Ведь это неправильно.
Когда-то было по-другому.
Когда-то люди восхваляли драконов, поклонялись им, просили дать знаний.
Им дали эти знания, и что? Ученики пошли войной против учителей, смывая пролитой кровью многовековую дружбу, отправляя её в забвенье.
И это было горше всего.
— И что же теперь делать?
Ралег внимательно смотрел в глаза своей гостье, видя там только какое-то несвойственное ей смирение и безграничную усталость — сложно ей пришлось выдержать внимание всего гнезда, его осуждение и брезгливость.
А смирение…
Видимо, она прекрасно понимала, что ей придётся расстаться с детёнышем, которого она так яростно защищала. Ведь, в отличие от недалёких приближенных Вожака, всеми силами старавшегося удержать власть и не позволить пропасть своему лелеемому авторитету, она видела суть принесённого ею человеческого ребёнка.
— Ты уже сама догадалась, кто этот малыш. Такие, как он, вершат судьбы народов. А тех, кто помогал им идти к величию, помнят веками.
Да, пришествие нового Стража-человека — событие из ряда вон выходящее. Да, такое случалось, но очень редко.
И два предыдущих раза люди были… Более эгоистичными.
Они были… Не такими.
Душа у них была драконьей, но сердце и разум — слишком людскими. Насильно принесённые в гнездо, они несли лишь смерть и разрушение тем, кого должны были защищать, кому должны были дарить мир и процветание.
Но этот мальчик согласился сам.
Даже нет… Он сам попросил привести его куда угодно!
Старейшина надеялся, что в этот раз всё будет иначе. Что именно этот Страж станет тем, кто положит конец бесконечной и бессмысленной, пусть и существующей далеко не везде, войне и идущим с ней рука об руку страданиям.
Или он станет виновником нового витка конфликта.
Третьего не дано.
— Значит, я должна отвести Арана к Фуриям?
— Да. Только они сумеют научить этого юношу всему, что он должен знать.
— Мне печально будет с ним расставаться.
Эти слова были столь очевидными, сколь же и искренними — Айва просто не могла их не сказать, ведь она всегда была слишком честной со всеми. Но в первую очередь — с самой собой.
Крайне полезное свойство.
И сколь же редкое…
— Но он же останется там не навсегда. Вы сможете видеться. Вашей дружбе никто не будет мешать. Просто и тебе стоит задуматься о своём будущем. Об отце своих детей, о паре, об этих самых детях. Поверь, это не менее важно.
Ужасное Чудовище видел, как сильно юная Змеевица привязалась к человеческому детёнышу. Так пристало привязываться к брату или собственному сыну, но никак не к найдёнышу.
Но это грело душу старого дракона — Айва сумела сохранить в себе то, что он веками пытался взрастить в драконах.
Рано или поздно, Тоур уступит своё место более молодому и сильному — не вечно ему быть на пике своей формы. У них есть Король гнездовья, но кто говорил, что унаследовать статус вожака не сумеет самка? Следующим вожаком стаи точно будет Королева…
И он ей точно поможет стать таковой.
— Спасибо.
***
В темном, с высоким потолком, вившимся змеёй коридорчике пещеры, который вёл в залу, принадлежавшую Старейшине этой стаи, было удивительно тихо и спокойно.
Аран, почти обрадовался появившимся лишним минуткам свободного времени, которые он мог потратить на приведение своих мыслей в порядок — наконец никуда не надо было спешить, можно было разобраться во всём произошедшем, попытаться понять, что же будет дальше, и что он был должен делать теперь.
И потому Аран решил медитировать — это состояние отрешённости от всего мира и в то же время полнейшего единения с ним. Сосредоточения и концентрации на чем-то одном, позволявшее не отвлекаться и понять все, что нужно было осмыслить.
Каждая медитация его словно обновляла.
Очищала.
Но покой, про который он только что думал, оказался мнимым. Не было ни тишины, ни темноты, ни прохлады почему-то свежего воздуха, холодными языками касавшегося открытых частей тела.
Юноша никогда не ощущал доселе столько Искр Жизни в одном месте.
Тысячи… Десятки тысяч драконов!
Он ощущал все их эмоции, в том числе направленные и на него самого — гнев, тоску, счастье, печаль, скуку, веселье, злость и азарт. И много-много оттенков этих чувств, струнами неслышно звеневших в воздухе.
Они были такими разными, но такими живыми.
Такими настоящими…
Арану казалось, что жить он… нет! Иккинг начал только с появлением Беззубика.