Житейские воззрения кота Мурра

Понто молниеносно бросился наперерез своему господину. Внешность барона вполне соответствовала тому образу, который возник перед моими духовными очами на основании всего того, что Понто мне о нем поведал. Барон Алкивиад фон Випп был сверхъестественно долговяз и не столько строен, сколько веретенообразен. Одежда, осанка, походка, жесты – все у него было по самой последней моде, однако доведенной до поистине фантасмагорического абсурда, и это придавало всему его облику нечто странное, чудаческое и даже скандалезное. В руках он вертел коротенькую тоненькую тросточку со стальной ручкой. Через эту тросточку он несколько раз заставил перепрыгнуть юного Понто. Сколь ни унизительными и недостойными показались мне эти прыжки, я все-таки вынужден был признаться, что пудель Понто сочетал теперь с величайшей ловкостью и силой также и удивительную прелесть, которой я никогда прежде в нем не замечал. Вообще же, когда теперь передо мной барон, выпятив грудь и втянув живот, выступал престранным широким окоченело-петушиным шагом и шествовал дальше, а пудель Понто, выделывая весьма изящные курбеты, прыгал то перед бароном, то рядом с ним, разрешая себе при этом лишь очень короткие, а отчасти даже и надменные кивки пробегающим мимо своим сотоварищам, то в этом всем высказывалось некое Нечто, которое хотя и оставалось для меня не вполне ясным, но все же весьма мне импонировало. Я лишь отчасти понимал, что разумеет мой друг Понто под словами «высшая культура», и старался насколько возможно добиться полной ясности в этом вопросе. Это было, однако, необычайно трудным делом. Или, вернее сказать, мои усилия остались совершенно тщетными.

Впоследствии я постиг, что об известные предметы, как о камень преткновения, спотыкаются все проблемы, все теории, которые формируются в нашем разуме. Все они оказываются напрасными и неприменимыми, и только в живой, практической деятельности мы начинаем познавать их толком. Высшая культура, которой оба они – барон Алкивиад фон Випп и пудель Понто – набрались в элегантном обществе, принадлежит, должно быть, к числу этих некоторых предметов.

Барон Алкивиад фон Випп, проходя мимо, лорнировал меня самым пристрастным образом. Мне показалось, что я читаю в его взоре любопытство и гнев. Быть может, он заметил, как Понто беседовал со мной, и взирает теперь на наши отношения весьма неблагосклонно?

Я, по правде сказать, немного оробел и мгновенно бросился вверх по лестнице. Теперь мне следовало бы, дабы выполнить все обязанности дельного автобиографа-мемуариста, опять-таки описать мое душевное состояние. Я, пожалуй, не смогу это сделать лучше, чем посредством нескольких изящно-утонченных стихотворений, которыми я с некоторых пор, как говорится, сыплю не глядя. Мне хочется, однако…